Да и женщина тоже. От внезапной вспышки она попятилась и выстрелила куда-то между ними двумя. Ружье просипело
Думал, она швырнет в него ружьем.
Но ружья она не выпустила, а когда не разжала рук и после второго рывка (ножи орхидеи цокали по стволу), он крутанул ружье и пнул ее ногой. Она отдернула выкрученные руки, потрясла ими, развернулась. Он заехал ей в плечо прикладом, и она нырнула во тьму.
Он повернулся – в основном глянуть, в кого превратился Денни:
Десятифутовый сгусток света, разноцветный и расфокусированный, истекал сам в себя – точно амеба взрывалась.
А потом погас, и Денни отнял руку от шеи. Шкет сунул ему воздушку.
– А ты, – прошептал, – кто вообще? – И от страха рассмеялся.
Размахивая винтовкой, они зашагали сквозь тени полуторного этажа.
– Чё?
– Твой щит.
– А. С ним что-то случилось с месяц назад. Я там что-то пережег, видимо, и модулятор – он пластмассовый – расплавился, что ли. Получается вот такое. Мне даже нравится.
– А раньше что было? – За рулонами тканей они свернули.
Денни доверительно шепнул:
– Лягуха.
Эта драка с женщиной, вдруг подумал Шкет, – она правда случилась?
Снова закричали люди. Кошмар внизу заорал:
– Эй, браток, ты глянь! – и дальше взвинченный смех.
Они вышли на лестницу; темно хоть глаз выколи. Спустившись на три ступеньки, Шкет сказал:
– Погоди…
Денни на полмарша ниже спросил:
– Что такое?
– Ремешок порвался. Я сандалию потерял. – Под сопение Денни Шкет пошарил ногой по сторонам, ступенькой выше, ступенькой ниже.
Денни перестал пыхтеть и сказал:
– Слышь? Спасибо.
– Не могу найти, – ответил Шкет. – За что спасибо?
– Ты мне, по-моему, жизнь спас.
– Чего?
– Тетка эта. Она меня пристрелила бы, если б смогла.
– А. – Шкет пальцами нечаянно пнул стену. – Да ну. Она бы и меня пристрелила. – Подумал: воздушка? Пятнадцатилетний Денни вдруг стал ужасно юным. – Должна же эта хрень где-то быть.
– Давай я свет врублю, – сказал Денни и врубил.
Шкет сдвинулся вбок – посмотреть, нет ли сандалии в его тени.
– Может, упала… – Он выглянул через перила. – Слушай, ну ее… выключи, а? – Сияющая амеба схлопнулась. Лестничный колодец затопила тьма – поднялась до самых глаз и выше. – Слышишь что-нибудь?
Пульсирующая клякса на черном фоне неуверенно ответила:
– Нет.
– Тогда пошли. – И Шкет зашагал вниз.
– Ладно, – прошептали впереди.
…меня пристрелила бы, если б смогла; а если б узнала – тогда тоже? А я бы отнял ружье, если б ее не узнал? (Он легонько стукнулся о плечо Денни.) Он считает, я спас ему жизнь. Что – поскольку он увидел свет – они там делают? Толкаясь плечами, они вышли в тишину первого этажа.
Денни свернул в проход между стойками сумеречных твидов и вельветов.
Шкет глянул на фигуру, что стояла прямо за дверью (то есть, разумеется, зеркало на деревянной подставке, чуть наклоненное, отчего покосился отраженный пол) и… в раздевалке спортзала, где дверь выходила прямо на поле, кто-то однажды швырнул снегом ему в голую спину.
Глядя в зеркало, он снова пережил (и вспомнил) это мгновение вермонтской зимы. А потом забыл, глядя на отражение, вспоминая – уже на третьей, четвертой, пятой секунде, – что его поразило первым делом. Поднял руку (отраженная рука поднялась), слегка повернул голову (голова слегка повернулась), вздохнул (отражение вздохнуло); он коснулся жилета (отражение коснулось рубашки хаки), затем резко пихнул себя кулаком в подбородок (кулак отражения зарылся в пышную черную бороду) и поморгал (глаза отражения заморгали за черной пластмассовой оправой очков).
Штаны, подумал он, штаны такие же! По черной джинсе бедра змеилась белая нитка. Он (вместе с отражением) осторожно ее снял, поджал голые пальцы ног на ковре (носы черных рабочих сапог согнулись), опять протянул руку к стеклу. Разжал пальцы (отраженные пальцы разжались): нитка упала (нитка упала).