Далёкий край

- Да ведь это мои! - воскликнул Удога и быстро взял шкурки. - А ты говорил, что мои соболя порыжели. Вот они! И черные, такие же, как были!

- Как? - спросил Гао.

- Как ты сказал? - подскочил старший сын.

- Это мои соболя! А ты засчитал мне в уплату долга рыжих.

Гао Цзо гневно взлянул на своего среднего сына - он подсунул ему эти шкурки. Сын по взгляду понял, что будет бит. В такой суете не мудрено позабыть, кто каких соболей приносил...

Торгаши дружно загалдели, обступив гольда. То один, то другой, возвышая голос, напере-бой доказывали ему, что это старые соболя, что они много лет висят в амбаре...

Удога взял соболей и быстро ушел из дома Вангба. Он чувствовал, что надо молчать и терпеть. Он все сносил покорно, но в душе его зрело желание разорвать сети, которыми путали его с юных лет хитрые, злобные и жадные люди.

А дома остались жена и маленькая дочка, мать. Брат хочет жениться... Надо за него и за себя внести выкуп.

Когда Удога удалился, Гао Цзо подскочил к среднему сыну, схватил его дрожащей рукой за ухо, ловко ударил ногой под спину.

- Ты должен помнить, каким способом и у какого охотника взять меха. Отец старается, выдумывает, изобретает, а ты тащишь то, что совсем не надо показывать, и отдаешь... Не жалеешь отца! Ой, я не вынесу такой жизни! Мои дети погубят меня! И еще Дыген приехал! Лучше мне умереть и не видеть, как гибнет мое богатство!

Старик присел на край кана и съежился совсем, так, как это делал его петух, когда наступали холода.

* * *

Дыген обходил стойбище, маньчжуры поддерживали его с обеих сторон. Рябой одноглазый маньчжурский дворянин чуть ступал, желая показаться перед гольдами изнеженным, высшим существом.

Несчастье Дыгена было в том, что он не мог наесть брюха. Он очень завидовал айгунскому полковнику, который превосходил толщиной любого борова из императорских свинарников в Пекине. "Если бы мне выдаться фигурой, я бы сразу вышел в люди, - часто размышлял он. - Но я маленький и щуплый..."

Только вид изнеженности мог напустить на себя Дыген. А грузная важность навек остава-лась ему запретной.

Дыген не собирался задерживаться в нищем стойбище Онда, где, кроме рыбы, у населения нет ничего. Маньчжуры решили обойти стойбище и взять что удастся. У каждого дома Дыгена встречал хозяин.

- Давай меха! - приказывал маленький одутловатый Сибун. - Дыген добрый, даст тебе подарок за это.

Писарь тут же читал по книге, сколько мужчин в этом доме.

Сибун забирал меха. Дед Падека получил за своих соболей чашку проса. Ногдиме дали два локтя грубой белой бязи.

Заметив две черные шкурки, вынесенные Удогой, Дыген заговорил с ним.

- Это за тебя и за брата? А еще у тебя нет таких? А кто это у тебя кричит в доме? - вдруг спросил Дыген. - Ребенок? Мальчик?

- Наверно, мальчик, - заметил старик Тырс.

- Нет, девочка.

- Если мальчик, так и за него ты должен дать еще одну шкурку. Доставай где хочешь такую же хорошую.

- Пожалуйста, посмотрите, я правду говорю, - низко кланяясь, говорил Удога.

Горбатая мать Дюбаки ужаснулась.

- Зачем в дом зовешь? - шепнула она на ухо Удоге. - Так не делай! Худо будет!

- Иди! - сердито отозвался Удога.

Старуха кинулась в лачугу. Один за другим маньчжуры полезли в дверь. Оба окна лачуги выставлены на лето, и поэтому внутри светло.

- А-а! Вот тут и мать! - весело сказал Дыген. - Здравствуй! Ну-ка, покажи нам, сын у тебя или дочка.

Дюбака в страхе отступила, закрывая зыбку.

- Не бойся, не бойся, - беря ее за руку, сказал свирепый Тырс, - мы только посмотрим.

- Пусть увидят, что девочка, а то с меня еще один албан требуют, сказал Удога. - Открой им ребенка!

Ондинцы с тревогой смотрели, как маньчжуры с жадным любопытством тянутся к только что родившемуся младенцу. У горбатой матери Дюбаки застучали зубы от страха. Мало ли что бывает в таких случаях...

Но сама Дюбака, казалось, успокоилась, когда Удога ей все объяснил. Она развернула ребенка.

- Девочка! - пробормотал Сибун.

Маньчжуры отошли от зыбки и стали выходить. Дыген, казалось, совсем не был опечален, что ребенок - девочка и что нельзя получить еще одну шкурку.

Мать завернула плачущего ребенка.

- Ты ведь дочь Локке, - сказал ей Дыген ласково. - Я его помню... Почему же ты боишься меня? Я еще недавно вспоминал тебя, думал, куда это ты исчезла из Мылок.

Дюбака с испугом взглянула на маньчжура.

Дыген задержался в доме Удоги, посидел на кане, поговорил с хозяином, похвалил его, похлопал по плечу и сказал, что такие охотники ему нравятся. А сам все косился на Дюбаку.

Выйдя из дома, Дыген заметно повеселел. Он что-то стал говорить Тырсу, показывая глазами на дом Удоги.

- Я говорила, никогда не вводи в дом маньчжуров, - с сердцем твердила горбатая стару-ха. - Я старый человек и знаю, что от этого всегда беда. Уж мы в Мылках насмотрелись и знаем их хорошо.

- Но ведь я... - растерянно пробормотал Удога.

Маньчжуры двинулись дальше.

- Как это у тебя шкурок нет? - грозно закричал Тырс у соседней лачуги на Кальдуку Толстого. - А ты на охоту ходишь? Ну-ка, живо достань соболя!

Раздались гулкие удары палок о спину Кальдуки Толстого.