Далёкий край

Чумбо вспомнил, что когда-то такой же совет давал Алешка его отцу Ла. Чумбо хорошо помнил Алексея, как всегда помнят в тайге человека, который хотя бы раз проходил мимо. Алексей помог поймать лысого зверька, живущего чужой добычей, и сравнивал его с пришлыми грабителями. А главное - он сменил за юколу хорошее ружье, которое бьет метко.

- Напасть да всех побить, - как бы между прочим сказал, попыхивая трубкой, Афоня, занятый вырезыванием колка для весла.

- У-у! Как нападешь?

- Как нападешь? Подъехали на лодках и прямо набежали. Посечь их всех.

- А кто торговать будет?

- Мы торговать будем! - живо ответил Афоня.

Чумбо оглядел зеленую тихую реку, а за ней рыжие камни с вековыми кедрами по уступам и на вершинах... На этой стороне берег, истоптанный поколениями Самаров дочерна.

"Тут корень рода Самаров! - думал Чумбо. - Вон какой амбар старый сгнил, повалился в лес, как пьяный! Кусты на его бревнах выросли - это еще дедушка, самый первый Самар Нана строил! В лесу в железных рубашках его кости валяются. От этого Нана пошли Нанэй - наш народ, люди, все мы. Во-он за рекой скалы, как жеребцы скачут по склонам сопки... Они у нас так и называются - скалы Жеребцы. На этом месте, когда Нана пришел, рыба в воде шелестела, как листья сухого дуба шелестят. Ему поэтому место понравилось. Зачем сюда чужих пускаем? А? Про каждый камень, про каждую речушку у Самаров сказка есть. А теперь сюда разбойники приходят. Дедушка наш род сюда привел не затем, чтобы тут нас грабили! Вон какие кедры стоят! Таких нигде нет!"

За табак Фомка подарил Чумбоке свою выцветшую шляпу.

- Вот шляпа! Теперь тебя не узнает никто! - сказал Дохсо, когда Чумбока надел на себя подарок.

- Чумбока, надень русскую рубаху!

- Теперь ты можешь в гьяссу ехать, тебя даже Сибун не узнает! Совсем ты другой человек стал.

- Приезжай ко мне в гости в низовья, - приглашал Фомка молодого гольда.

Афоня возил добытое золото якутским купцам, за хребты. Скоро он отправится в город лоча.

* * *

Поздно вечером табор засыпал. Чумбока и Одака сидели у костра. Дядюшка Дохсо где-то в стороне, в потемках, бранился со старухой.

...Вспоминаю тебя, сестричка,

Ханина-ранина,

тихо и ласково, с восторженным повизгиванием, напевал Чумбо,

Когда рыбку бью в реке,

Ха-а-нин-на-ран-ни-на!

Хотел бы я, чтобы

Сердечко твое,

Ханина-ранина,

Трепетало как рыбка на остроге...

И, любуясь милой, Чумбо, поджав ноги, сидя, подпрыгивал в такт песне.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

САМПУНКА В ОНДА

В Онда пришла мачтовая сампунка. Река обмелела. Судно не смогло подойти к деревне и остановилось в отдалении от берега, на расстоянии чуть побольше выстрела из фитильного ружья.

В открытое окно Удога мрачно наблюдал, как рабочие-китайцы бросили якорь и, бегая по настилу, сворачивали соломенный парус, скрепленный длинными бамбуками. За спиной Удоги, на кане, позванивая талисманами и разными медными побрякушками, отгоняющими злых духов, Дюбака покачивала лубяную зыбку и что-то ласково бормотала дочке.

От сампунки отвалила лодка. В лачугу поспешно вошла гостившая в эти дни в Онда горбатая мать Дюбаки.

- Маньчжуры приехали! - со страхом сказала старуха.

Ойга с оханьем поднялась с кана. Ноги и поясница не давали ей покоя. Если бы не гостья, помогавшая ей, все хозяйство развалилось бы.

Дюбака, оставив младенца, подошла к двери.

Из всех домов выглядывали смуглые лица женщин, не решавшихся выйти на берег. Там толпились мужчины, кланялись приезжим.

Приехал сам Дыген и оба его помощника - толстый маленький Сибун и высокий свирепый старик Тырс. С ними было двое маньчжуров и рабочие-китайцы, все без оружия.

Маньчжуры, высаживаясь в стойбищах, оставляли оружие на сампунке, а то были случаи, когда напуганные, отчаявшиеся местные жители все бросали и убегали в тайгу, и тогда пустели деревни и не с кого было брать меха, из-за которых совершались набеги.

Своих соболей у Удоги не было, и он пошел к купцу Гао. Он знал, что если не дать соболей Дыгену, то маньчжуры могут жестоко наказать или захватить с собой гребцом в дальнюю дорогу.

"Я во власти торгаша, - с горечью думал Удога.- Когда беден, то стараешься где-нибудь поскорей занять, лишь бы избегнуть несчастья".

В лавке была суета. Сыновья хозяина прятали под крышу какие-то узлы, бегали за амбар в тайгу и, возвращаясь, взволнованным шепотом передавали друг другу какие-то новости.

Маньчжуры всегда придирались к Гао. Правда, обычно все заканчивалось вымогательством мехов, но именно вот это лицемерие чиновников и выводило из себя Гао.

- Какой негодяй! Какой лжец и обманщик! - тонко и гневно кричал старик, обращаясь к Удоге и показывая пальцем на сампунку Дыгена. Старик дрожал и, полуоткрыв свои черные глаза, не сводил их с судна...

Он бранил Дыгена, а его сыновья, Вангба и работники тем временем прятали меха и товары.

- Я тебя всегда выручу... Выручу... Дам хороших соболей... Таких уж давно нет... Нет нигде... только у меня. Старые соболя, хорошие. Ты отдашь этой зимой за каждого по два соболя... И еще полсоболя - проценты. Ты такой умный, теперь ты знаешь, что такое проценты.

Гао подал Удоге двух хороших черных соболей.