Да, нет, возможно

– Я думал, Софи будет ходить за мной, а помощи с агитацией от нее не дождешься, но она справилась отлично. Так же хорошо, как справляется и со всем в этой жизни. – Я в притворном удивлении качаю головой. – Ей даже не пришлось подглядывать в листовки. Позже я спросил у нее, как так вышло. Сказал, что у нее отличная память. И оказалось, что уже несколько недель Софи постоянно искала информацию о кандидатах из нашего округа.

Софи смотрит на меня с сияющей улыбкой.

– Несколько недель! Она самостоятельно разбиралась с их предвыборными программами. Потому что ей не все равно. И это спустило меня с небес на землю. – Пауза. – Понимаете, сейчас странное время для того, чтобы взрослеть. Так тяжело осознавать, что тебе двенадцать, тринадцать, пятнадцать или семнадцать – достаточно лет, чтобы понимать, что происходит, но слишком мало, чтобы голосовать. Однако… пускай тебе нельзя водить машину. Зато можно звонить по телефону и развешивать плакаты… кстати, об этом: возможно, вы захотите после заглянуть в туалеты. Там вас ждут… кх-м. Материалы для ознакомления. Прости, мам.

Мама приподнимает брови. Но по-прежнему улыбается.

– Я знаю, кажется, что этого недостаточно. Кажется, плохое перевешивает. Очень легко почувствовать себя беспомощным. – Я поворачиваюсь к Софи и встречаю ее искренний взгляд. – Но когда я вижу, как Софи идет к своим целям, во мне крепнет надежда. Софи, я горжусь тем, что я твой брат.

Софи морщит нос и слабо улыбается. Она сидит на другом конце комнаты, но я все равно вижу, как сияют ее глаза.

– Так вот. Кх-м. Это… а, подождите! Baruch ata, Adonai Eloheinu, melech ha’olam, hamotzi lechem min ha’aretz[28]. Аминь. Теперь можно есть!

– Я не знала, что ты говоришь на иврите, – улыбается мне Майя. Мы стоим на танцполе. Не танцуем… то есть мы танцуем, но не вдвоем: с нами и парни, и Рейчел. Даже Гейб ненадолго отклеился от телефона, чтобы составить нам компанию. После первой перемены блюд диджей услаждает уши маминых друзей песнями вроде Take On Me, Sugar, Sugar и Walking On Sunshine.

– Я помню только хамотзи. И еще одно слово. Iparon. Это «карандаш».

– Я учту, – смеется Майя, дотрагиваясь до моей руки.

Внутри у меня все искрит и переливается, я чувствую себя стаканом с газировкой. Как все это возможно? Не могу поверить, что я здесь, с Майей. Не могу поверить, что она хочет меня поцеловать. Не могу поверить, что выжил после тоста на бат-мицве Софи. И не просто выжил!

По-моему, у меня отлично получилось.

Диджей ставит медленную песню – это Unchained Melody, – и все в комнате, клянусь, слышат, как колотится у меня сердце. Кажется, они даже развернулись в мою сторону. Незнакомые мне еврейские бабушки, друзья семьи, другие люди. Подружки Софи – эти-то точно развернулись. Я словно оказался в лучах прожекторов.

Фелипе и Нолан обнимают друг друга, покачиваясь в такт.

– Медлянец? – предлагает Майя.

Я смотрю на нее, пытаясь отдышаться.

– Конечно.

Она подходит ближе, кладет руки мне на плечи, переплетает на моей шее пальцы. Я обнимаю ее за талию. И вот мы уже так близко, что едва не соприкасаемся лбами. Я втягиваю носом цветочный запах ее волос и стараюсь удержать в памяти каждое из этих бесценных мгновений. То, как ее лицо склоняется к моему. Как шуршат над нами бумажные гирлянды.

Как напряженно звучит голос Майи.

– По-моему, на нас все смотрят, – говорит она. – Или я сошла с ума?

– Я себя так весь вечер ощущаю, – тихо смеюсь я.

– Наверное, я просто волнуюсь. – Она закусывает губу. – Прости, что я неясно выразилась, когда мы были в той комнате. Мне сложно… Но на самом деле… Бог мой, Гейб на нас смотрит и улыбается.

– Я его удушу.

– И не только он. Все и правда смотрят!

Я киваю.

– Зато теперь я понял, почему Софи так настаивала на отдельной комнате для подростков.

Пока официанты разносят основные блюда, мама проскальзывает за наш стол и кладет руку мне на плечо.

– Как у вас дела?

– Отлично! – отвечает Майя.

– Джейми, все прошло чудесно! Мне понравился тост…

– Погоди, серьезно?

– Да, серьезно, – смеется мама. – Пускай ты и говорил о политике, это было к месту. И ты выглядел очаровательно. Я так горжусь тобой. Вами обоими. – Она поворачивается к Майе. – Вы так усердно работали этим летом. Майя, если родители не купят тебе машину, я буду очень расстроена. Идея отличная! Это хорошая цель, к которой можно стремиться.

У меня все замирает внутри. Машину?

Майя тоже цепенеет. Потом опускает взгляд на тарелку.

– Думаю, уже можно сказать, что агитация оказалась занятием более интересным, чем вы могли подумать. Все в выигрыше, – улыбается мама, треплет нас по плечам и оборачивается к Фелипе.

Майя поднимает на меня глаза.

– Джейми…

– Родители пообещали, что купят тебе машину, если ты присоединишься ко мне на агитации, – говорю я, и ее глаза гаснут. – Но это нестрашно, – быстро добавляю я. – Тебя легко понять. Машина – дело такое…

– Нет! Джейми! Я не поэтому ездила с тобой. Точнее, поначалу-то да, но потом…

– Тебе не обязательно объяснять.