Да, нет, возможно

– Соратники, – говорит он, отставив в сторону стаканчик с кофе. – Я не могу в достаточной степени подчеркнуть, насколько важными станут для избирательной кампании эти несколько дней накануне выборов. – Он хлопает в ладоши. – Нужно обойти все дома. Нужно убедиться, что все демократы придут на выборы. Нужно заставить сторонников независимых партий тоже собраться и прийти голосовать. Мы выходим на последний бой, и сейчас самое время показать противнику, – он вскидывает руки, – наши когти!

Зрители удивленно моргают.

– Приложение показывает мне гораздо больше домов, чем обычно, – говорит одна из пожилых дам.

– Все верно, – кивает Гейб. – Нужно обойти их все.

– «Все» – это сколько?

– Не так и много. У каждого из вас сегодня примерно 200 адресов.

По толпе разносится возглас недоумения. Одна из женщин с ребенком в слинге поднимает руку.

– Простите, но это очень много. Я планировала посвятить агитации два-три часа.

– А мне нужно сына на тренировку по футболу везти, – вмешивается какой-то мужчина.

– Моей маме нужно на терапию в четыре часа!

– Ребенка нужно к полудню уложить спать…

Гул разрастается.

– Невероятно! – восклицает Гейб. Его лицо медленно заливает краска. – Ребенка можно уложить и после выборов! Да. Да, работы и правда много. Но Россум должен победить! Разве вы не этого хотите? Или вы вспоминаете о нем, когда вам это удобно?

Выпалив все это, он резко разворачивается и уходит в свою кладовку для особо важных персон, с грохотом захлопнув дверь.

Я бросаю быстрый взгляд на Джейми. Это что вообще было?

Ханна прочищает горло и торопливо выходит в переднюю часть комнаты.

– Всем привет! – говорит она с широкой улыбкой. – Мы очень рады, что кампания в поддержку Россума выходит на финишную прямую! Давайте каждый поставит себе на сегодня целью обойти 100 адресов, а если не получится – что ж, сделайте столько, сколько успеете. Неважно, сколько домов вы посетите, – любой результат будет превосходным. Когда вы вернетесь в штаб, мы синхронизируем все данные приложения. – Она косится на дверь кладовки. – Мы с Гейбом хотим сказать, что очень уважаем ваше желание пожертвовать своим свободным временем и знаем, насколько это время для вас ценно. Не забудьте взять с собой бутылки с водой. Сегодня жарко! Когда вернетесь, в штабе можно будет перекусить пиццей.

Волонтеры немного расслабляются. Постепенно комната пустеет.

– Ханна-спасительница, – говорю я.

– Да уж, все могло закончиться очень плохо, – кивает Джейми.

Мы подходим к кладовке. Джейми стучит в дверь и заглядывает внутрь. Гейб ходит по крохотной комнатушке, не сводя глаз с экрана телефона. На лбу у него блестят капельки пота.

– Ты в порядке? – спрашивает Джейми.

– Ну ты и устроил, – добавляю я.

– Слишком жестко обратился к ним? – спрашивает Гейб, поднимая на нас глаза. – Нужно выйти и что-нибудь сказать.

Он направляется к двери, но Джейми останавливает его.

– Ханна со всем разобралась. Что с тобой такое? Ты весь красный. Тебя отвезти в больницу?

– Нет. – Гейб смахивает капельки пота со лба. – Просто тут нет вентиляции, вот и все. Понимаешь… эта кампания… У нас заканчиваются деньги: финансирование поступает гораздо хуже, чем мы рассчитывали. Я уже написал всем знаменитостям Атланты, но только двое перевели нам пожертвования. Не понимаю этого.

– Сегодня пришло много волонтеров, – напоминаю я.

– Всего двадцать четыре человека – ерунда, – бросает Гейб. – Если мы хотим обойти всех избирателей, нам нужно в четырежды четыре раза больше. – Он потирает виски. – Не знаю, что делать. Как ни кинь, всюду клин. С рекламой не выходит. У людей уже глаз замылился. Со знаками та же история. Нам нужно, чтобы какая-то новость стала вирусной. У нас еще двое волонтеров пострадали от троллей с Фифи во время агитации. Я написал об этом на все местные радиостанции, но никто не заинтересовался. Говорят, об этом они уже рассказывали несколько недель назад. И что? Это же контент, люди!

– Да, ужасно, – медленно говорю я. – Волонтеров жаль.

– Все из-за того, как последователи Фифи зашифровывают свою мысль. – Гейб продолжает мерить шагами комнату. – Стоит вмешаться, как тебе говорят, уж простите за каламбур: «Не твое собачье дело». Весь антисемитский посыл на наклейке понятен только тем, кто знает значение этих символов. Разве обычный человек в курсе, что цифры 88 заменяют лозунг Heil Hitler? Или вот знак «Окей» – разве кто-то догадается о его антисемитском подтексте? Была бы там свастика, все тут же зашевелились бы.

– Гейб, – я смотрю на него очень внимательно, – ты что, хотел бы увидеть на наклейке свастику?

– Слушай, – он понижает голос. – Я знаю, это неполиткорректно. Но она сместила бы чашу весов в пользу Россума. Я просто говорю честно.

– Ты говоришь страшные вещи, – перебивает его Джейми.

– Вот только не важничай, Большой Джей, – хмурится Гейб.

– Ты просишь, чтобы они на чашке Фифи свастики рисовали. Ты сам-то себя слышишь?

– Дело не во мне. Я пытаюсь переломить выборы в пользу Россума.