d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

— У меня еще много вопросов… Но я забываю о плохом, временами я чувствую яркие потоки энергии и слышу взрывы. Так что, это восхитительно.

Сомнений в этом не было. В первый раз всегда эмоции обострены… Когда ты по-настоящему что-то чувствуешь к кому-то.

И Елена была влюблена. Влюблена в парня, для которого важен процесс. В парня, который жил лишь сегодняшним днем. Который иногда исчезал ни с того ни с сего, но который оставался все таким же нужным и важным. И Елена была влюблена в парня, которому вскоре разобьет сердце…

— Ты с ним придешь на Хэллоуин? — спросил Донован, нарушая затянувшуюся паузу.

— Да. Да, с ним. Спасибо за приглашение еще раз. Мне нужно идти.

Она поднялась, отдав Мэтту листок и направилась вдоль по коридорам.

Мэтт смотрел вслед девушке. Она, как пантера, грациозно шла, уверенно смотря вперед и даже не думая обернуться. Елена всегда смотрела вперед что бы ни случилось. Это спасало ее, наверное, от таких неприятностей как разочарование, неверие, апатия.

Донован усмехнулся. То ли еще будет.

Он перевернул рисунок, и увиденное ввело парня в некий ступор. Нарисовано все было простым карандашом и нарисовано красиво — у Елены всегда были способности к рисованию. Но сюжет! Сюжет вводил в безмолвное изумление.

Война. Елена изображала кровопролитную войну. Сотни искореженных тел, оторванные конечности, солдаты, на чьих лицах застыл ужас, страх и гримасы боли. Даже несмотря на то, что изображение было нарисовано простым карандашом, можно было с легкостью определить лужи крови — их Елена не штриховала. Это были яркие белые пятна. Небо было серым и мрачным. Из-за высоких деревьев его было почти не разглядеть.

И среди этой мясорубки в центре возвышалась красивая и неуязвимая собака. Пули, казалось, облетали это животное стороной. Или по какому-то счастливому стечению обстоятельств просто не попадали в псину. Животное уверенно смотрело вперед, стоя на каком-то полумертвом солдате, который оставшимися тремя пальцами пытался схватить пистолет, чтобы застрелиться.

Собака не видела кровопролитной войны, не видела агонии и смерти, устроившей свое пиршество. Мускулы, шерсть, морда — все было прорисовано до малейшей детали.

И Мэтт вдруг усмехнулся.

Свирепое животное и есть олицетворение самой войны? Тогда возникает следующий вопрос: что вызвало эту войну в душе такой светлой и лучистой девушки? Что порождает в ее сердце такие сумасшедшие чувства? Неужели тот парень, с которым она встречается? Да нет, не такая должна быть влюбленность. Ведь Елена сама сказала, что ее парень заставляет ее забыть о плохом…

Однако есть противовес. И этот противовес порождает войну. Безжалостную войну.

А пес был чертовски красиво нарисован. И для Елены, судя по всему, нет привлекательнее и опаснее собак, чем доберманы.

2.

Она очнулась на следующее утро. Правый глаз заплыл настолько, что невозможно было его открыть. Пальцы были перебинтованы, а все остальные ушибы — продезинфицированы и забинтованы.

Но ощущения значительно отличались от тех, которые испытываешь после какой-то очередной драки. Одно дело драться с равным себе, и совсем другое — быть избитой бугаями, которые только и умеют общаться на кулаках. Бонни не могла пошевелиться — любое движение отдавалась сильным приступом тошноты и огромной порцией боли. Многочисленные гематомы расползлись по участкам тела, словно пятна краски. Цвета были впечатляющими: лиловые, синие, багровые и прочие оттенки тошнотворно-мрачных спектров. Под ногтями засохла запекшаяся кровь вперемешку с грязью. На мизинце правой руки ноготь был настолько коротким, что казалось, этот последний маленький кусочек оторвется в следующие секунды. Болело горло, хотелось пить, и головная боль была настолько мощной, что терпеть ее было просто невыносимо. Беннет попыталась приподняться, но тело ее не слушалось — оно было свинцовым, тяжелым. Сил не оставалась даже на то, чтобы открыть глаза.

Девушка смутно помнила, как она оказалась в машине Локвуда, совершенно понятия не имела, кто осмотрел ее раны и кто перенес в эту кровать. Сейчас она не хотела ничего знать. Дикая слабость сковывала ее тело, и силы покидали с каждой секундой… О еде сейчас было нельзя говорить. Бонни тошнило, и она не была в силах взять вилку в руку. А гордость не позволяла питаться через трубочки.

Никто не сломит Бонни Беннет.

Девушка смогла открыть один глаз и оглядеть уже привычную обстановку. Она обнаружила, что на улице уже утро, хоть шторы были плотно задвинуты, и солнечный свет не проникал в просторы комнаты. Рядом кто-то тихо сел. Изображение расплылось, и девушка закрыла здоровый глаз. Она попыталась поднять руку, чтобы с помощью осязания определить человека, сидящего рядом, но рука не слушалась: упала на кровать.

— Ты меня слышишь? — произнес голос. Знакомый и нужный сейчас голос. Бонни обнаружила, что не пыталась заговорить и не знала, получится ли это у нее, или все станет еще хуже…

Но на риск она шла так часто в последнее время, что сейчас просто-напросто не задумывалась о своих действиях.