Она вновь закричала, вновь запила о том, что он обрезал ей крылья, что она не позволит ему бросить ее в пучину снова. Она зашипела как озлобленная кошка, и кашель сковал ее горло. Елена схватилась за горло, оттолкнув отца не потому, что она этого хотела, а потому, что приступ сотрясал ее исхудавшее, побитое тело. Кашель царапал горло, и Елена кидалась из одной стороны в другую. Жажда стала ее мучить, а море лишь усиливало желание напиться свежей и чистой водой. А потом она рухнула на песок, а к ее ногам вновь припал ее отец, такой же рассвирепевший, такой же одинокий и непринятый, как и она сама. Елена ощутила привкус песка в своем рту. Она смотрела на бесчувственное серое небо, которое всегда было бесстрастно к ее проблемам. Ей хотелось оттолкнуть отца вновь, сказав ему самые грозные слова, которые она подбирала долгими вечерами, представляя их встречу. Ей хотелось уничтожить его, как он уничтожил ее. Она даже засмеялась, вспоминая прошлые сюжеты их встреч. Отец что-то говорил и говорил, но Елена больше не слышала слов. Родной язык стал иностранным, непонятным, неродным. Море бушевало, а дождь понемногу переставал идти. Елена закрыла глаза, раскинула руки. Она слышала шепот, который что-то напевал ей о Тайлере, о Бонни, о Деймоне и матери. Который что-то все продолжал и продолжал говорить, заставляя вспоминать чуть ли не каждый момент, который она прожила с октября по февраль. Почти полгода жизни в никуда. И все, что остается в завершении — безумная стихия и испуганные чайки. А еще отец у твоих ног, которого не можешь простить и выгнать тоже уже не можешь.
Елена проснулась. Она открыла глаза, не сразу понимая, где она. Страх и отчаяние, которые она испытывала, еще были властны на дней какие-то пару секунд. А потом Елена осознала — кошмар закончился. Последнее, что контролировало ее, осталось в прошлом, и теперь единственное, что стоит сделать — забыть об этом страшном сне и продолжать жить дальше.
Гилберт скинула с себя теплый плед и села на диване. Бонни поблизости не было. На улице начинало светать. Девушка вспомнила о сне, который уже наполовину забыла. Кошмары легко забываются, что бы кто ни говорил. Елена снова легла на диван, накрылась одеялом. Тепло вновь обволокло ее, и уют был таким родным, таким важны сейчас. Елена вновь провалилась в сон, и в этот раз ей уже ничего не снилось.
3.
В кафе помимо Тайлера было еще два человека. Один из них — пенсионер лет семидесяти, Локвуд помахал ему рукой, улыбнувшись. Другой — сонный официант, стоящий за барной стойкой. По помещению разносилась приятная слуху мелодия. Спокойная, навевающая дремоту, но какая-то чарующая. Горячий чай зимним утром пробуждал от долгой спячки, а приближение весны немного окрыляло. Тайлер пришел бы сюда и раньше, но кафе открывается только в восемь, да и Деймон на более ранний чай не согласился бы встретиться.
Он пришел к половине девятого, как они и условились. Мужчины поздоровались, пожав друг другу руки и сели за столик. Тайлер подозвал официанта и заказал черный кофе без сахара. Подумать только, еще пару месяцев назад в этом кафе Локвуд просил Сальваторе присмотреть за своей подружкой, и теперь он собирался сделать то же самое! В жизни никакого разнообразия, подумал Локвуд.
— У меня были утомительные минувшие сутки, давай сразу к делу, — произнес Деймон, опираясь о спинку стула. Не сказать, чтобы он был зол или раздражителен, но никакой эмоциональности Сальваторе не проявлял. В их случае все было намного хуже, чем в случае Елены и Бонни. У них нет надежд и шансов на будущее, поэтому и настоящее им невмоготу. Может, оно даже и к лучшему. Некоторые пути ведь все равно рано или поздно расходятся.
— Я ненадолго, просто хочу попросить тебя кое о чем. Не волнуйся, выполнять мою просьбу или нет ты решишь сам.
Кофе принесли на удивление быстро. Сальваторе сделал пару глотков, немного взбодрился. Он впервые не затосковал по сигаретам, что было нисколько не удивительно. Постепенно забываешь о старых привычках, приобретаешь новые. Жизнь не останавливается — вот о чем боятся думать многие.
— Я встретил девушку на днях…
Деймон улыбнулся. С этого и началось их разногласие в прошлом. Сальваторе думал о смерти и нравственном возвышении, нисколько не подозревая, что он морально и не падал. Образ жизни еще ни о чем не говорит. А Тайлер по уши втрескался в Елену и решил поделиться своими чувствами с другом. Дежа вю захлестнуло, но в это морозное свежее утро не было пронзительным как раньше.
— Нет, не в том смысле, — Локвуд никогда не оправдывался, просто пытался пояснить нюансы. В этом состояла вся его сущность. Что бы не пыталась доказать Кэролайн, что бы не пыталось прояснить время, а Тайлер Локвуд навсегда останется Тайлером Локвудом, парнем, для которого важен процесс. — В смысле… я нашел друга. Хорошего друга. Она показала мне заброшенную станцию и нарисованных мотыльков на стенах. А еще она… Она сказала мне кое-что важное. Понимаешь? И я думаю об этом довольно часто.