Реклама давно закончилась, но фильм отлично смотрелся и без звука. Бонни снова облокотилась о спину дивана, сконцентрировав свое внимание на телевизоре. Елена вновь прижалась к подруге. Она так долго искала ответы у отца, у Тайлера и Деймона, а нашла их у Бонни. Истина действительно ближе, чем кажется на первый взгляд. Лучше вспоминать об этом почаще.
Елена заснула на плече у Бонни. Она провалилась в глубокий сон, из которого не могла выбраться. Ей снилось море — рьяное, свирепое, которое бушевало, громило и буйствовало. Ей снилось мрачное, затянутое серым шелком, небо. И солнце, прячущееся в море словно ребенок, ищущий защиты у матери. И Елена плыла в лодке вместе со своим отцом по этом безумному, рассвирепевшему морю. Она плыла с ним, сжимая его руку, и все кричала и кричала не в силах остановиться. Она вырывала слова из недр своей души, она вырывала осколки, которые вонзались в горло, вырывала последнее отчаяние, на которое еще была способна.
Она вырывала прежнюю себя.
Их лодку качало, кидая от одной волны к другой. И Елена не знала, куда они плывут и зачем, но ей так сильно хотелось, чтобы эта агрессивная стихия угомонилась, чтобы хоть кто-то приручил ее! Елена не видела никого и ничего вокруг. Кроме нее и ее оцта в этом мире не существовало больше никого, и Елена надеялась найти хоть кого-то в рассвирепевшем море, которое будто хохотало, плеская волны на берег, швыряя их о скалы как надоевших любовниц.
Когда голос сорвался, Елена упала на колени. Она больше не могла кричать и сопротивляться тоже устала. На какой-то момент ей стало все равно. На какие-то мгновения ей захотелось, чтобы море утащило ее на дно, чтобы вобрало в себя всю и больше не отпускало в тот мир, из которого Елена пыталась сбежать.
Они вышли на берег с отцом. Елена не помнила, как они добрались до берега. В снах детали всегда теряют всяческий смысл, поэтому на них никогда не обращают внимания. Грейсон коснулся руки девушки, и они пошли вдоль линии берега. Ноги утопали в зыбучем песке, идти становилось тяжелее и тяжелее. Волны продолжали биться о скалы словно истребители-бомбардировщики. Вместо дыма от взрыва — серая грозовая пелена, затянувшая небо. Вместо крови — капельки брызг, которые попадали на лицо, на тело и губы. Соленый привкус напоминал металлический привкус крови, и Елене даже показалось, что она слышит выстрелы, слышит крики и залпы. Отец остановился, а Елена пошла дальше, и ее рука выскользнула из его руки. Девушка рухнула в тот же момент на мокрый липкий песок. Она смотрела в небо, как Бонни смотрела в небо с Деймоном. Небо было безжалостным и почти черным. Оно громыхало, будто становясь с морем единым целым. И Елене сделалось еще страшнее. Она была в окружении этого безумия совершенно одна, никто не мог ее спасти… А потом девушка ощутила руки отца на своих плечах, Грейсон помог ей подняться и снова встать на ноги. Елена безразлично посмотрела на него, а потом перевела затуманенный взгляд на линию горизонта, которая напоминала ей ее мечту о светлой красивой любви: ее видно, но ее не настичь.
А потом отец рухнул у нее ног, вцепился в них, умоляя остановиться. Елена не знала, дождь это или слезы, но она ощущала крепкие объятия отца. Вот он — возле ее ног, как она и мечтала. Вот он, раскаявшийся, разбитый и уничтоженный, молящий остановиться. Его мольбы и крики прерывались раскатами грома, криками испуганных чаек и шумом волн. Оглушительная симфония становилась все громче и громче, все сильнее и сильнее. Солнце было кроваво-желтым, и оно продолжало сиять, несмотря на свирепость погоды и то, что серые тучи полотном затянули небо, не оставив и щелочки для просвета.
Надежды вновь будто не стало…
Она вцепилась в плечи отца, она хотела оттолкнуть его от себя, как он оттолкнул ее, когда ей минуло шестнадцать. Она уже смогла однажды вырвать его из своего сердца, у нее должно получиться и сейчас. Ведь ее семья — лишь потонувший в морской пучине корабль, а царапать руки об обломки воспоминаний Елена больше не хотела. Она не хотела принимать отца, вновь впуская его в свою жизнь. Разочарование, боль и усталость стали верными спутницами, и девушке не хотелось снова оказаться в их компании. Единственный выход — оттолкнуть отца, отшвырнуть его, не давая ему шансов, как он не дал ей шансов.
Но она ослабла, и сил у нее не осталось. Она лишь испуганная, обессилившая чайка, тающая в своем крике, поглощенная в собственном море противоречий, в собственном буйстве мрачных красок. Она не может оттолкнуть отца, не может избавиться от него, потому что он — часть ее сущности, часть ее души, часть ее жизни.