— Потому что я слишком жизнелюбивая и отходчивая. А Елена переживает все внутри себя. Она, может, совершает неправильные поступки. Ошибается. Она из тех немногих, кто входит в одну и ту же реку дважды. Но она не забывает ни о ком. Она помнит все. И чувствует каждый перелив. Каждый оттенок. Каждый момент. И это делает ее великолепной в моих глазах.
— Ты умна, да? — он улыбнулся. Глаза были стеклянными, бесчувственными, замерзшими. И эта улыбка — такая хрустальная — смотрелась жалко.
— В каком смысле? — Кэролайн вновь прищурилась. Она подумала что все-таки зря решилась на этот разговор. У нее свадьба в июне. И ее сердце тоскует по любви — по объятиям, поцелуям. Тайлер интересен. Но Тайлера не хочется полюбить. Он не разжигает страсть.
— Ну, отвечаешь так завуалированно… Слова четко подбираешь. Присматриваешься ко мне, — он сел вполоборота к ней, придвигаясь ближе. У Локвуда она тоже не разжигала интерес. Он был влюблен в Елену. Кэролайн — в своего безымянного мальчика. Наверное, именно поэтому они могли услышать и понять друг друга. — Хочешь быть хорошей подругой?
— Не хочу быть стукачкой, — ответила она, снова укалывая своей резкостью, которая, в сочетании с весной глаз, вызывала улыбку и почти симпатию. Локвуд усмехнулся, потом поднялся, засовывая руки в карманы и озираясь по сторонам, будто надеясь найти вновь сбежавшую Мальвину.
— А Елена тоже умна. Умеет выбирать подруг. Умных подруг, готовых ради нее если не на все, то на многое. Видишь ли, Пенелопа, — он обратил на нее свое внимание, подавая девушке руку. — «Многое» — это почти что «все», потому что некоторые не решаются даже на «малое» ради кого-то, — снова улыбнулся. Кэролайн взяла его за руку, решительно поднимаясь. У нее окончательно пропало желание продолжать этот разговор, выплевывая красивые слова и фразы.
— Мне кажется, она тоже готова на многое, — внимательно посмотрела на него, все еще ожидая чего-то, что могло бы изумить ее. Но единственное, что ее изумляло — болезненная привязанность к Елене. — И знаешь, — ухмылка на губах, девушка сделала шаг вперед, — ее тоже выбирают. Ты. Я. Мэтт. Остальные люди. Верно?
Он улыбнулся, а потом повел девушку к выходу из парка. Большее он не узнает, и ему надо было смириться с этим. Ему следовало сконцентрироваться на чем-то еще, помимо своей щенячьей привязанности.
И Локвуд понял, что пора возвращаться к процессу, а не результату. Ему пора становиться собой.
4.
Бонни принимала препараты ровно три с половиной месяца. Она взялась за голову в середине ноября и к концу февраля ее самочувствие значительно улучшилось. Врачи прописывали не только дорогостоящие препараты, спокойный режим жизни и усиленное питание. Беннет была вынуждена ходить на физиотерапию и дыхательную гимнастику. Она не курила, почти не употребляла спиртное. Ее стуки стали вертеться вокруг учебы, выпускаемых статей и работы, на которой она обучала маленьких девочек танцам. Ее сутки перестали быть раздробленными и разграбленными. Оставалось только продолжать жить в этом же ритме, больше не вписываться на поворотах и не съезжать в кювет.
— Сколько продлится мое лечение? — спросила она врача, который выписывал рецепт на очередное лекарство. Беннет звонили родители, но Бонни отвечала сухо и скупо на их вопросы о ее здоровье. Девушка избегала встреч с матерью и отцом, избегала прогулы в колледже и лишние вызовы в деканат. Ее душа все еще болела от холодности Елены и Тайлера, от осознания собственной глупости и чувства вины. По ночам еще мучали кошмары. Но больше Беннет не ощущала себя облезлой и никому не нужной кошкой.
— Этот процесс занимает около четырех месяцев. Вам повезло, что у вас обнаружили туберкулез на ранних стадиях, но в силу того, что вы некоторое время не желали лечиться, ваше выздоровление может занять около полугода. Максимум — год.
Он протянул ей рецепт. Бонни посмотрела на желтую, исписанную неразборчивым почерком бумажку, а потом взглянула на доктора, который смотрел как-то очень уж безразлично.
— А потом я перестану быть заразной?
В глазах врача не было теплоты или сочувствия, но было будто понимание. Конечно, он знал ответы на подобные вопросы.
— Перестанете. Мисс Беннет, в наше время туберкулез лечится и вылечивается. Вам придется проходить ежегодную профилактику и стараться держаться подальше от сигарет и людей, болеющих туберкулезом, но вы вылечитесь. Было бы очень хорошо, если бы вы летом отправились в Альбукерке. Сухой климат вам бы помог.
Девушка улыбнулась, опуская взгляд. Вряд ли она сможет позволить себе рвануть в Нью-Мехико. Вряд ли накопит достаточно средств. Но Беннет даже и не расстраивалась по этому поводу.
Она была рада. Она испытывала облегчение, потому что в ее сердце прокрадывалась новая надежда, оживляющая и затягивающая прежние шрамы.
Девушка поблагодарила доктора и поспешила покинуть больницу. Уже на улице она еще раз посмотрела на рецепт, останавливаясь возле самого входа. Казалось, что все это случилось не с ней. Просто кошмарный сон, который закончился, хоть все еще держит в страхе.