d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

— Да не надо, — она быстро поднялась. Она не плакала. Новая Бонни редко плакала, новая Бонни была сдержанней, но новая Бонни все еще любила Тайлера. Тайлер разрушил старую Бонни, он мог разрушить и новую. В этом было особенный вкус, который притягивал Клауса, который его раздражал. — Забудь об этом. Забей на это. Наплюй. Я сделала это ради себя, а не ради тебя, ясно?

— Да будь ты гордой, в конце концов, — он тоже поднялся. Он был спокоен и апатичен. Наверное, его забавлял этот разговор. Он игрался Беннет. Он развлекался. — Он ведь наплевал на тебя.

Бонни выдержала паузу. Она знала, какой фразой закончить этот бессмысленный разговор, знала на каком аккорде закончить безумную симфонию. Ей просто до ужаса хотелось зацепить Клауса хоть чем-то.

— Лучше бы ты наплевал на меня.

Зацепила. Бонни увидела это во взгляде Майклсона. Игривость и жесткость сменились на свирепость и злость. Беннет даже почувствовала некую радость — пусть она и не могла ответить болью на боль, пусть не могла избить того, кто ее научил драться, но она могла задеть за живое, как задевали ее. Пусть едва ощутимо, зато колко и чуть садняще.

— Ты ведь тоже красивый мужик, почему не найдешь себе девушку?

Он ухмыльнулся. Свирепость растворилась в коктейле какой-то извращенной страсти к жизни. В его взгляде отражался сам ад. По крайней мере, такой, каким себе его представляла Баннет. Холодный ад, в котором балом правят мужчины, избивая, домогаясь, насилуя и разрушая. В его взгляде отражался ад, и Бонни показалось, что она все еще находится там, в самом центре этого пристанища.

— Не затевай игр, в которых не сможешь выиграть.

— Я люблю его, — прошептала она. И если в глазах Майкслон был ледяной ад, то в глазах Бонни — жаркий рай. Такой жаркий, что даже температура Солнца является не такой убивающей. Шикарное зрелище. То, что извращенно, болезненно, неправильно и аморально всегда привлекает большее внимание. Именно поэтому боевиков и триллеров больше, чем комедий. — Это не лечится.

— Выбивается зато, — произнес он, пожимая плечами.

— Так избей меня, — продолжала нашептывать она, вглядываясь в мужчину, бросая ему вызов, больше не ощущая холод. — Сделай это еще раз, тебе ведь нравится…

— Я говорю не о тебе, — он поднял куртку, ухмыльнулся, а потом прошел мимо, направляясь к выходу. Бонни села в кресло, решая не провожать гостя.

Он запрещал ей встречаться с Тайлером из-за собственных эгоистических побуждений. У таких людей хорошо развито чувство долга, но плохо развито понимание. Такие люди не руководствуется благими побуждениями. Они руководствуются лишь расчетом.

Клаус ушел, Бонни зарылась руками в волосы. Она не сомневалась в том, что Клаус исполнит обещанное. Она сомневалась в том, что сможет держаться от Тайлера подальше. Она ведь свыклась с мыслью, что ей придется любить его на расстоянии. А теперь ей надо было свыкнуться с мыслью, что не будет даже встреч. У Бонни отобрали последнее, в чем она видела смысл.

5.

Деймон сам забрал Кристину за руку. Теперь он ощущал особенную потребность держать ее за руку, ведя домой. Девочка была послушной и улыбчивой, она что-то рассказывала о том, что с ней случилось в течение дня, а Сальваторе с улыбкой это слушал.

Люди не меняются в один день. Они просто становятся собой. Пора бы уже выучить.

Они пришли домой к пяти. Дома горел свет. Деймон завел девочку, помог ей снять куртку, помог разуться, и та с улыбкой побежала к вышедшей матери.

— Спасибо, — произнесла Викки, обнимая дочь. Сальваторе раздевался, решив не отвечать на эту реплику. Он слишком много от чего отказывался ради друзей, девушек. Он на многое шел ради авторитета и верного окружения. Он еще ничего не делал для ребенка. Деймону хотелось реализовать себя. Ощутить себя не таким плохим, каким он был в глазах людей, которые его знали.

— Нам надо поговорить, — произнесла Викки, отправляя Кристину в спальню. — Сейчас.

— Ведь уже поговорили, — он закрыл дверь на замок и устало поплелся на кухню. Он уже отпросился с работы, договорился с ребятами, которые сидели на «точках», проработал план в голове. Все давно обдумано и обговорено.

— Не совсем, — она закрыла дверь, отрезая Кристину от внешних проблем. Потом Викки виновато опустила глаза и прошептала лишь одно слово: — Прости…

Сальваторе вошел на кухню и тут же остановился. Елена почему-то сочла нужным подняться, когда увидела его глаза. Во взгляде Сальваторе ярость трансформировалась в ненависть, обжигающую, причиняющую боль, после которой образуются волдыри и ожоги. Гилберт прекрасно знала ласку такого взгляда, ведь уже не в первый раз могла ею любоваться.

Она устала от этой ненависти, но была ей по-своему рада. Елена скучала. Дико скучала.

Деймон усмехнулся, оперевшись о дверной косяк и засунув руки в карманы джинс. Это было даже сексуально, если бы не драматизм ситуации.

— Ты не оставишь меня в покое, да?

— Викки, — Елена перевела взгляд на Донован. В Гилберт кипела решимость. Деймона это злило сильнее, чем банальное ее присутствие, — оставь нас. Пожалуйста…