d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

Мужчина разулся и медленно направился в зал, на ходу снимая куртку. Бонни последовала за ним, устало наблюдая за его действиями. Она бы хотела, чтобы он знал, чего она добилась, но прекрасно понимала, насколько Клаусу это безразлично. Он просто возвращает свои долги, просто отдает то, что должен. Остальное его не интересует.

Майклсон снял куртку, швырнул ее на диван, тут же удобно на нем расположившись. Бонни решила сесть на кресло, ей все еще было страшно находиться слишком близко по отношению к этому человеку, хоть он был единственным, кто вылечил если не все, то большинство ее болезней.

— Ты снова занимаешься своей феминистской дрянью, да? — он положил руки на спинку дивана, устремив взор на Бонни, тем самым показывая ей, что она все еще в его ловушке. Зря он это делал, Беннет это и так прекрасно осознавала.

— Я не связана с твой сестрой, и я не стану ничего рассказывать о тебе…

Клаус улыбнулся. Раньше он так не улыбался — Бонни готова была поспорить. Было что-то в этой улыбке… неродное, но притягательное. Клаус опустил взгляд, потом снова взглянул на Беннет.

— Ты хорошо запоминаешь правила, да?

Девушка почувствовала себя уязвленной. Она плотнее закуталась в черную кофту, желая согреться в ее тепле. Бонни могла греться только в тепле вещей. Люди не согревали Бонни уже давно. И от осознания этого факта Беннет почувствовала холод и тоску. Острую, едва уловимую, но пронзительную.

— Заканчивай с этим, — он оперся локтями о колени, приблизившись к девушке. Между ними было достаточное расстояние, но личное пространство Бонни перестало быть ее личным пространством. Девушка ощущала тревогу. И холод. — Ты ведь красивая девка, почему бы тебе не найти себе мужика, который будет из тебя всю дрянь вытрахивать?

Девушка взглянула на него. И теперь в ее взгляде было что-то не очень родное, но вполне притягательное. Что-то, что подкупает не только мужчин, но даже и женщин. Что-то, что бросало вызов всему и всем в этом мире.

— Ты забыл, кто я? Я ведь ненавижу мужчин, — ее голос был чуть хриплым, но тихим и мелодичным. Он разбавлял необычность этих суток горечью. — Они причиняли мне много боли. Я больше им не верю…

— Но ему веришь. Да?

Она скрестила руки на груди. Ее дробило от холода и проницательности Майклсона. Ей не хотелось, чтобы он изуродовал еще и ее душу, чтобы искромсал ее ножами, как однажды это сделал. Наверное, зря она ему названивала все это время, зря искала с ним встречи, ведь другом стать враг никогда не сможет.

Только если партнером…

— Это не имеет значения.

— Почему? — он снова улыбнулся, снова своей обезоруживающей и какой-то дьявольской улыбкой. Наверное, Клаусу просто наскучило прозябать в клубах, избивать должников и калечить предателей. Наверное, решил развлечься. Бонни не хотела быть частью его увеселительной программы.

— Потому что у него на уме другая девушка.

— Он ее любит? — улыбка не сходила с губ. Беннет отвернулась.

— Да. Это моя лучшая подруга.

Клаус снова оперся о спинку дивана. Он высасывал из Бонни энергию, явно наслаждаясь этим. Беннет ощущала себя теперь не просто уязвленной. Ей стало казаться, что ее опять избили — ей хотелось видеть в Клаусе друга, но она по-прежнему видела в нем врага.

Ирония судьбы покривила губы в ухмылке.

— И у тебя остался только твой треклятый феминизм, да? — он смотрел на нее в упор. Наверное, он выпил немного. Или затянулся коксом. Или просто все-таки развлекался.

— Это не феминизм, — поправила Бонни, все еще глядя в сторону, после чего услышала его хриплое: «Ага» и последующую за этом почти минутную тишину. Бонни не хотела смотреть на Клауса, не хотела разговаривать с ним. Ей надо было писать курсовую, ей надо было еще помыть посуду и погладить белье. Майклсон не вписывался в ее сегодняшний распорядок дня.

— Я ведь тебе говорил, что если ты начнешь общаться с этим мальчиком, я подниму твое дело на всеобщее обозрение?

Беннет зыркнула на него, забывая на миг о холоде. Беннет была жаркой, страстной. Она плавила все — лед, апатию, безразличен, сталь и даже ненависть. Беннет была жарким, испепеляющим все и вся солнцем. Солнцем, которым хотелось любоваться…

— Не посмеешь.

— Мы оба знаем, что посмею, — улыбка и шарм притягательности исчезли. Исчез холод. Растворилась уязвленность. Бонни все еще смотрела на мужчину, ища в его взгляде какой-то подвох. Не находила. Клаус был той самой сталью, для которой требовалась очень высокая температура.

— Зачем тебе это? — она была готова сорваться, но шрамы на теле предательски ныли, и Бонни все еще чувствовала тупую боль от тех ножей, что оставили тотемы на ее теле.

— Он разрушает тебя. А я не хочу каждый раз собираться тебя по запчастям.

— А я не прошу! — вспылила она, вцепляясь руками в подлокотники кресла. Полы кофты распахнулись — взору предстала обнаженная зона декольте. Выпирающие ключицы смотрелись сексуально, и Клаус бы оценил это, если бы не очередные капризы его подопытной/подопечной.

— Ты спасла мне жизнь. Теперь я обязан спасть твою…