Они пошли к выходу нарочито медленно. Ощущение пристанища клокотало, но спокойствие куда-то исчезло. Больше не хотелось столкнуться. Больше не хотелось разбиться. Елена ощущала лишь то, как она до озноба желает затишья перед бурей. Перед природной бурей. Перед смерчем. Или ураганом. Она бы была совсем не против оказаться в каком-нибудь убежище с ним, с тем, кто идет рядом.
Они вышли на улицу. Деревья, припорошенные серебром, величаво возвышались, вызывая ощущение собственной ничтожности. Снега продолжали переливаться в лучах солнца. Невообразимо солнечный день для февраля.
Невообразимый февраль.
Снег хрустел под ногами. Солнце слепило. Елене был бы по душе мрак. Была бы по душе стихия. Она ведь живет только тогда, когда умирает и любит лишь тогда, когда ненавидит.
Он взял ее за руку, так внезапно, что Гилберт остановилась. Деймон продолжал держать ее руку, смотря вперед и не оборачиваясь. Мальвина захотела развернуть Добермана. Прижаться к нему. Сказать что-то типа: «Я скучала», или: «Ты мне все еще нужен», или: «Не отпускай» или еще что-то в подобном слащавом и сопливом роде.
Но в ответ она сжала руку мужчины и поплелась за ним. Она прижалась к нему по мере возможности, она сделала глубокий вдох. Ей надо было смириться с тем, что они никогда не будут вместе, а ему надо было смириться с тем, что они никогда не исчезнут из жизни друг друга.
Они вышли на аллеи парка, устало поплелись к выходу. Шли медленно, растягивая момент единения, изменяя пространственно-временной континуум своей действительности.
— Ты надежный, — прошептала она, — ты ей подходишь.
Она остановилась, решая поддаться опиуму вожделения. В парке было людно, им могли помешать, но Елене было плевать. Желания превратились в потребности, недавние события — в стимулы. Если им нельзя быть вместе, если им нельзя быть порознь — почему бы не быть рядом?
Сальваторе тоже остановился, но не обернулся. Девушка сама подошла, обошла Сальваторе и встала напротив. Ее глаза лишали его рассудка, а прежнее становилось настоящим — каждое прикосновение, каждое слово, каждый совместный сон, каждая тактильная близость и каждый поцелуй — все воспламенялось в его сознании, все становилось таким ярким, будто это произошло несколько секунд назад.
В животе приятно засаднило.
— Ты прости меня, — прошептала она, беря его вторую руку и прижимаясь к нему как кошка, просящая вкусной еды. — Ладно? Я была жестока с тобой. А ты был со мной всегда благороден…
— Я избил тебя, забыла? — сквозь зубы произнес он, наслаждаясь каждой секундой очередного их бессмысленного боя.
— Я ничего о тебе не забыла, — она приблизилась к нему, она коснулась губами его щеки, совершенно забывая о том, что он теперь женат, что она преступает те же границы, которые когда-то преступил ее отец. — Прости… За Тайлера… За Бонни. Просто за себя…
Слезы вновь обожгли. Девушка отстранилась. Эта девочка, с замашками под Британни Мерфи, стала девочкой с замашками под Сару Полсон. Но Деймон не знал, кто такая Сара Полсон. Но Деймону до разъебывающего остервенения хотелось поддаться искушению. Быть рядом. Просто рядом, если вместе нельзя и порознь никак не получается.
— Я поговорю с Дженной. И… Обещаю, что буду сводить все эти возможности нашего общения к минимуму.
Она отпустила его руки, отступив на шаг назад. Он не стал вновь брать ее за руку.
— Ты сама-то в это веришь?
Нежность ударила ее наотмашь, став причиной какой-то искусственной неживой ухмылки и дикого, болезненно-надрывного отчаяния в глазах.
— Нет.
Она развернулась и направилась к выходу. Она решила не говорить: «Прощай», или: «Это наша последняя встреча», или еще что-то подобное. Она шла вперед, вытирая слезы, которые все лились и лились, обжигая кожу, вызывая еще большие приступы отчаяния. Она шла вперед, оставляя позади того, кого так страстно желала.
Кого хотела бы полюбить.
Или уже полюбила…
Впрочем, какая разница?
6.
Елена пришла домой. Возле дверей ее сразу встретила женщина. Она плакала и, наверное, пила, потому что Мальвина ощущала терпкий запах алкоголя. Девушка остановилась прямо в проходе, не спеша закрывать за собой дверь. Холод прокрадывался в просторы грешной и неродной обители. Здесь Елена не ощущала себя так, будто она обрела пристанище. Но она была дома. Иногда дом и пристанище — разные понятия.
В контексте жизни Елены, по крайней мере.
— Я просто хочу, чтобы у тебя была семья, — прошептала Дженна. Гилберт выдохнула, сделала шаг вперед, захлопывая за собой дверь. А потом она оказалась в объятиях Дженны. Люди не меняются. Они просто совершают ошибки. Они просто бегут, просто иногда заблуждаются… Просто пытаются жить.
Дженна обняла в ответ крепко и сильно. Елена ощущала горечь. Она не могла быть с отцом. С Тайлером. С Бонни. С Деймоном. Ей было тяжело быть даже с Дженной. Все, что у нее осталось — пустота и новые холсты. Все, что она могла нарисовать — повседневность, приправленную подделкой дружбы с Мэттом или Кэролайн.
Но рисовать она хотела совершенно другое…
— Я люблю тебя, Елена.
— И я тебя.
====== Глава 43. Взлетая к свету ======
1.