d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

— Я сожалею, — она всегда очень правильно подбирала слова. Девушка обратила взгляд на своего возлюбленного, и теперь в нем Деймон увидел горечь. — Сожалею о том, что у нас все так получилось. Просто я тоже недавно думала о риторических вопросах и нашла ответ на один из них… Я писала все эти заявления не только из-за твоих срывов. Причина была еще и во мне: ощущая что ты отдаляешься, я думала только о том, что твоя ненависть вновь возродит страсть. Ну, как в самый первый раз…

Она подошла впритык, поднялась на цыпочки и, обняв мужчину за плечи, прошептала над самым его ухом:

— Это было так необычно… Ну, то, что между нами было. Я любила это, Доберман, и буду любить всегда. Буду любить нас. Буду любить тебя и все, что с тобой связано.

Она оставила поцелуй на его щеке, преисполненный страстью и обреченностью. Сальваторе и сейчас не ощутил вожделения и желания обладать, но, словно предчувствуя фатализм, словно ощущая, что эта встреча — последняя, он тоже поцеловал девушку.

Так, как целовал ее всегда. Это минутное помешательство породило иллюзию сгоревшей любви. Сальваторе сумел остановить наваждения, Джоа — тоже. Она отстранилась медленно, перебарывая нежелание и наслаждаясь мучительными нотами окончательного расставания.

Горького расставания.

— Я тоже сожалею, — произнес он, отпуская девушку из своих объятий. — И я тоже буду вспоминать…

— «Буду вспоминать» и «Буду любить» — разные вещи, — с усмешкой произнесла Джоа, беря сумочку и готовясь уйти. — Ладно, — она выдохнула, — что горевать о потонувшем корабле? Мне пора идти, а тебя заждались.

Она развернулась, сделала несколько шагов и остановилась. Сальваторе смотрел своей бывшей в спину, словно надеясь, что та обернется, дабы сказать еще что-то. Но Джоа исчезла за дверями очень скоро… И в глубине души Деймон был уверен, что эту девушку он больше никогда не увидит. Она не сказала ничего, что говорило бы о ее переезде или о ее новом романе, но больше Джоа не вернется. Никогда.

Возле дверей показалась Елена. Ее лицо было заплакано, ее поведение опять оставляло желать лучшего. Сальваторе вмиг забыл о случившимся и ринулся к девушке. Он успел перехватить ее уже в самом проходе — еще чуть-чуть, и Гиберт бы затерялась в лабиринтах катакомб. Деймон втащил подопечную внутрь и, схватив за плечи, встряхнул девушку.

— Что опять случилось? — он внимательно оглядел ее на предмет каких-нибудь телесных увечий, но не обнаружил ничего.

— Это неправильно, — она снова срывалась. Да, а избиение подействовало-то не очень… Фантазии Сальваторе был предел, и он уже не мог предположить, чем же еще реанимировать искалеченную душу. — Все неправильно. Я должна быть у себя дома, а не здесь. Я должна быть с Тайлером, а не с тобой. А ты должен быть с этой девушкой, которую любишь. А все наоборот, и это как-то ошибочно и извращенно!

Ее взгляд не мог сфокусироваться ни на одном предмете. Елена смотрела по сторонам, словно ища кого-то родного. Ощущать мир хотелось, но не получалось. Как и контролировать свои эмоции.

— Я ее не люблю, — он даже не отдавал себе отчет в том, что оправдывался. Он смотрел в глубину души девушки, которую мог уничтожить в любую секунду. В этой глубине было столько отчаяния и боли, что этих чувств хватило бы на всех людей на этой чертовой планете.

— Это не имеет значения, — она резко убрала руки мужчины со своих плеч, а потом устремила взор на него. Сейчас будет еще один отток негатива. Может, это к лучшему… Но душа обнажается еще больше, Елена становится еще слабее и беззащитнее в руках своего врага, а Деймон узнает Гилберт так близко, как ее никто ще не знал. Действительно никто. Ни отец, ни мать, ни Тайлер, ни ее подруги, если они у нее вообще существовали когда-то.

— Знаешь, что я делала, когда отец бросил нас? — она не видела ничего кроме Деймона и своей боли. И впервые мнение окружающих было неважно. Впервые Елена говорила так громко и впервые была настолько искренней. — Помимо того, что искала встречи с ним и мечтала кинуться к нему на шею? Я думала, что уж после всего случившегося все остальные невзгоды покажутся мне детским лепетом.

Слезы стекали по ее красивому лицу, даря освобождение и облегчение. Доберман зачарованно смотрел на это: на слезы, на проникновенный взгляд, на искренность и честность, он с особым вниманием слушал каждое слово своей собеседницы, как ни слушал еще никого и никогда. И, наверное, впервые, ненависть на мгновение исчезла, уступив место сочувствию и эмпатии. Без излишеств и фальшивых: «Все наладится, поверь мне». Без ненужных: «Все будет хорошо». Откровенно и мощно пульсировало сострадание, вымещая злобу и заставляя Деймона Сальваторе просто сочувствовать. Слушать. Молчать. Понимать.