Светящееся Нечто над головой стало по форме как шар. Теперь это действительно напоминало шаровую молнию. И сердце чуть не остановилось, когда оно направилось вслед за парнем. Оно преследовало его!
Народ невольно принялся расступаться. Я остался, прекрасно понимая, что вместе с парнем ко мне летит нечто смертельно опасное.
— Хороший мальчик. Вот так… не спеши, — продолжал бормотать рот. Ноги застыли на месте, я просто не позволил им отступить чётким волевым посылом. Ведь прекрасно понимал, что если начну отступать — ребёнок испугается. А стоит ему поднять голову вверх и… произойдёт что-то ужасное. Я почему-то прекрасно понимаю, что ему нельзя смотреть вверх. Просто нельзя. НЕЛЬЗЯ! Испугается и всё — конец.
Андрюша подошёл ко мне. Я опустился на колени, протянул руки и обнял его. Перестал смотреть искоса вверх, но прекрасно понимал, что ЭТО весит теперь над нами обоими. Стоит мне приподняться, и я коснусь головой.
— Андрей, ничего не бойся, — обнимая, пробормотал ему на ухо.
У самого волосы дыбом, сердце рвётся из груди.
— А я и не боюсь, — ответил он. — Только мурашки по коже почему-то.
— У меня то…
Не договорил. В тот момент ощутил, что ЭТО опустилось на голову, коснувшись одной макушки. В глазах полыхнуло. И в голове послышались отчётливо слышимые слова:
Я открыл глаза. Андрейка мелко дрожал, прижимаясь всем телом. Я сколько ни пытался, не мог разжать руки. Подбежал народ, принялся помогать разжать сцепленные намертво пальцы. Да так ретиво, что едва не переломали.
— Ну, ты даёшь, Батя… в поэты пошёл? — Обронил Алфёров, наконец, расцепив пальцы и освободив пацана из моих цепких объятий.
Андрей отошёл на два шага, но вновь вернулся, уже сам обнимая меня за плечи. Пацан неслабо перепугался.
— Что… что произошло? — Я услышал свой голос, но он был таким незнакомым.
— Как что, Василь Саныч? Ты прочитал что-то зловещее, а потом этот летающий шар кинулся на рельсы и две наши новёхонькие рельсы как корова языком слезала. Исчезло всё. — Объяснил Салават.
— Похоже, мы поняли, кто тырит наши рельсы, — заключил Алфёров. — Но с этим мы вряд ли что-то сделаем. Разве что Макар сачок какой изобретет особый.
Макар покачал головой, открещиваясь от подобных изобретений.
Я ощутил, как в тело вернулись силы. Вновь обнял Андрейку, приподнялся. Ноги дрожали, но идти вроде можно было. Сказал лишь то, что сейчас устраивало всех больше всего:
— Ребят, идёмте обедать, а?
Возражений не оказалось. Пережитое у всех порядком разыграло аппетит.
Зверь бежал по насыпи. По ней бежать проще, чем по болотистым лесам. Эти двуногие существа построили удобную поверхность для бега. Только когти впивались в неприятно жёсткую поверхность ровных досок.
Чёткий запах вёл строго на север. Ветру его не сбить. Да и эта странная поверхность словно сама выведет к огромной дурно пахнущей штуке с глупыми двуногими существами. Тогда он вновь нажрётся сладкого мяса от пуза. Вкус совсем не тот, чем у чёрных и белых существ. Их горькое мясо он ел лишь, когда терзался жутким голодом. В иное время просто убивал, предпочитая забирать их «скот». Рабы горьких тварей были лучше на вкус, пусть их кровь временами и кислила, совсем не как у двуногих из крепости на колёсах.
Двуногий скот существ безразлично отдавал жизни, не вызывая никакого желания отдаваться охоте, сломленные люди были скучными, совсем не те, что жили у резерваций, в анклавах. Те бились насмерть, отстреливаясь, убегая. Что-то больно било по шкуре и в случае, если людей была группа, Зверь даже отступал. Но одиночки всегда были обречены. Как те, кого он порой встречал в лесу. По одному, а то и по двое-трое, становились прекрасной добычей для его зубов и когтей.
Зверь спешил по рельсам, проголодавшись. Он вновь хотел ощутить привкус чистой крови. Чёрные существа вдоль дороги вели себя странно. Если раньше они отдавали ему свой скот без боя, то теперь убивали людей прежде, чем он приходил за ними. У их поселений лежали лишь окровавленные тела.