CREDO <I>

а. Имманентная Троица. Бог не только со мною, но Он и оставляет меня, пока я не «завоплю громким голосом». Оставление меня — Его гнев, так как Он — свят, сама святость, а я — «грех, и все помыслы мои грех», и «все помышления сердца моего — зло от юности моей». Святость не терпит греха и в малейшей степени и отвергает его. Бог, как святость, отвергает меня, грешника, полностью отвергает. Но Бог не только святость, но и любовь: «Бог так возлюбил мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную». Так как святость и любовь не атрибуты или свойства Бога, как наши относительные добродетели, но Сама Святость, Сама Любовь, Сам Бог, личный Бог, то, чтобы принять меня, грешника, святость, то есть Сам Бог, должен отказаться от святости, не принимающей никакого греха, то есть от Себя же. Он Сам отказывается от Себя Самого, жертвует Самим Собою ради меня, чтобы принять меня, грешника. — В этом различие первых двух Лиц Троицы: Бога Отца и Бога Сына. Их взаимное отношение, или совершенный ритм Божественного самосознания, — Бог Святой Дух.

б. Гносеологическое понимание Троицы. Уже апостол Павел говорил, что Сын — образ Отца, тот образ, по которому я создан (Быт. 1). На языке гносеологии: Отец — субъект, Сын — объект: мысль и Слово Отца; Святой Дух — ритм возвращения объекта в субъект, из взаимный ритм, исходящий от Отца, иначе нарушается тожество личности (поэтому filioque — дело рук человеческих, праздная выдумка испанского монаха). Совершенный ритм Божественного сознания — ratio essendi моего самосознания, поврежденного грехом. Мое же самосознание — ratio cognoscendi совершенного ритма Божественного самосознания, но только в вере, без веры же, разум сам по себе — тьма.

в. Откровенное понимание Троицы. Благая весть: Слово стало плотью. И это уже и в Старом Завете: «Бог говорит: Я высоко в Святилище, на небе, близ сокрушенного духом, смиренного сердцем. Чтобы поднять дух смиренного». Еще Лютер сказал, что Евангелие открылось уже в пророках и в псалмах, когда же наступила полнота времен, Слово стало плотью. Бог — не абстрактный Бог Аристотеля, а живой личный Бог: «Жив Господь, жива душа моя». В этом смысле контингентности, то есть фактичности, вочеловечения Слова. Я называю это неисторическим или абсолютным фактом в истории. Но без этой фактичности, контингентности Бога Бог — не Бог, в крайнем случае неподвижный двигатель, все двигающий, — но это уже не Бог, а естественная закономерность. Контингентность Бога и есть Его историческое откровение в Христе.

г. Сотериологическое понимание Троицы. «И сказал Бог... и стало». «Сказал» и есть Слово. Поэтому то же Слово, которое сотворило меня, то же Слово стало плотью, «дабы верующий в Него имел жизнь вечную». Тожество Творца и Спасителя.

Я назвал это второй степенью веры, но это та же первая степень и скорее это — первая степень, а та — вторая, потому что через Слово пришла ко мне вера. Вера не абстрактна, а фактична — дар, даром даваемый, и именно сейчас.

То, что я здесь написал под номером вторым, может показаться теорией. Но если это только теория — то она вообще ни к чему. На самом деле это экзистенциальный факт, то есть моя жизнь, и не вообще, а сейчас, жизнь, которая есть жизнь, тожественная сознанию жизни. То, что я написал под буквами а, б, в, г, — реальное ощущение, сознание моей жизни, меня самого перед Богом:

а) я перед Богом, когда Он со мною и когда оставляет меня, Его гнев и в гневе — прощение;

б) ощущение поврежденности моего ритма в моих воспоминаниях, раскаянии, в моей жизни сейчас;

в) ощущение абсолютной контингентности, абсолютной фактичности. Еще 150 лет тому назад философы считали бы безграмотным соединение слов «абсолютный» и «факт». Это еще влияние платоново-аристотелевой философии, возрожденное Лейбницем в его различии истин разума и истин фактов. Между тем апостол Иоанн еще 1900 лет тому назад сказал: Слово (то есть абсолютное) стало плотью. Причем в определенное время. Ощущение контингентности абсолютного — это экзистенциальное ощущение себя самого;

г) отделение Спасителя от Творца (гностики, Маркион) было неэкзистенциальным, и Спаситель терял Свою силу. Бог, или Ягве, переводится так: Я Сущий, или: Я Тот, Который — есть, или: Я Тот, Который буду, или: Я Тот, Который есть — есть и буду (последние два: Розенцвейг и Бубер). Поэтому, отделяя Творца, то есть бытие, от Спасителя, лишаем Его экзистенциальности. В последних же двух переводах объединяется еще начало и конец: Творец и Спаситель. Отожествление Спасителя с Творцом — это тоже мое экзистенциальное ощущение, ощущение экзистенциальности, а не абстрактности мысли, в Слове и мое слово становится экзистенциальным.