- Ну да, - грустно кивнула подруга. – Все верно. Такая она, взрослая жизнь. Ни страсти в
отношениях, ни рисования. А ведь все могло быть по-другому… Совсем по-другому, если бы ты
стала художницей, как мечтала, а я… если бы я…
- Пить на сегодня закончили, - вздохнула Кристина, отбирая у Динары бокал и обнимая её. Динка
склонила голову ей на плечо и тихонько засопела, пытаясь сдержать слезы.
Она хорошела с годами, расцветая взрослой, зрелой красотой. А подростком была похожа на
олененка, такая же тонкая, длинноногая, изящная и ребячливая. В пятнадцать она сделала первый
аборт, в семнадцать второй. А в двадцать четыре выяснила, что больше не может зачать. Три года
Динара и ее первый муж выкидывали огромные деньги на врачей, еще год, от отчаяния, на
всевозможных экстрасенсов и прочих шарлатанов всех мастей. А потом он сдался, и подал на
развод. Динара год моталась по миру, капиталы позволяли. Жила в Греции, на Кипре, в
Голландии. Вернулась похорошевшей, шикарной, приобретшей ленивую грацию в движениях,
подала заявку на участие в конкурсе красоты, выиграла, вышла замуж за французского дипломата.
У него уже были дети от первого брака, и Динару он, кажется, искренне любил.
И вроде бы все сложилось хорошо. Но подруга продолжала плакать каждый раз, когда
перебирала с алкоголем.
Домой Кристина вернулась в более дурном настроении, чем хотелось бы. Осадок остался. Густой, горький и темный. Она приехала днем, Виктор уже ушел на работу, и квартира встретила ее
пустотой, чистотой и блеском его портретов на стенах – вот он в гольф-клубе с сыном мэра, в
бильярдной с сокурсниками, позирует на фоне египетских пирамид в сопровождении сына посла, вот он с Кристиной, и еще раз, и еще…
Криста хмуро покосилась на фото, прошла в спальню – здесь помимо кровати, туалетного столика
и шкафов она устроила рабочий уголок – компьютерный стол с верным ноутбуком старался быть
как можно более незаметным. Во второй комнате как-то образовалась настоящая «гостиная», в
которой Виктор принимал своих благополучных высокопоставленных друзей. Гладких, приличных, дорого одетых, говорящих с ленцой.
Скучных.
«Ты рисуешь сейчас?» - снова спросил в ее голове голос Динки. Кристина бросила пиджак на
кровать и нахмурилась, сосредоточенно глядя на свои ногти. Ухоженные пальцы, салонный
маникюр…
«Ты так рисовала, это же был полный крышеснос…».
Кристина развернулась от постели и полезла в шкаф – в дальний, куда были аккуратно убраны
одежда и белье не по сезону. Там, в глубине, под стопкой одеял стояла коробка, старая, картонная, крепкая. На выцветших от времени боках – кадры какой-то компьютерной игры.
Девушка вытащила коробку, помедлила, открыла. Внутри листы бумаги – свернутые в трубку, сложенные стопкой, согнутые как попало, гладкие и мятые – скомканные, даже надорванные, но
потом бережно расправленные.
Не просто листы бумаги, конечно.
Сидя на полу, она доставала каждый рисунок, улыбалась, рассматривала, гладила пальцами.
Вот дракон с крыльями, как у бабочки. Она рисовала его под впечатлением от яркого фэнтези
известного автора. Вот портрет Динары, один из десятка. Подруга здесь совсем юная, с
бесовщиной в глазах и зубочисткой, выглядывающей из краешка сочного рта. Вот пейзажный
набросок пустыря за городом. А вот…
Рука дрогнула.
Это тоже был портрет, поясной. Портрет идеального мужчины, мистера вселенная, которого нет и
не может быть на этом свете – потому что мистеры вселенная могут обладать таким телом –
атлетическим, широкоплечим и тонким в талии, сухим и поджарым, с четкой, но сухой, не рвущей
рубашку мускулатурой, когда на плечах и груди можно видеть каждую мышцу, - но точно не станут
отращивать такие волосы. Струящийся черный шелк ниже лопаток.
Впрочем, кто-то из готов-моделей мог бы.
Человек на портрете не был готом. И, если уж на то пошло, не был и человеком.
Он был ее фантазией, выдумкой, ее разящим оружием на поле боя подростковых амбиций.
Молодые, горячие, завороженные очарованием черной магии и сатанинской культуры, искренне
поразившие приехавшую из провинции девочку, только начавшую взрослеть – таковы были ее
знакомые того времени, и как же болезненно ей хотелось тогда заставить их, надменных, высокомерных, признать ее. Заставить считаться, лишиться своего хамского гонора, смотреть ей в
рот и уважительно шептаться за ее спиной.
Амбиции – вот двигатель человечества в юном возрасте. Лень приходит позже.
Кристина, поступившая на журналистику, всю жизнь обожала книги. И читала очень много
художественной литературы. Начав обучение, она уже знала, что информация правит миром.
Информация, интерпретации, формулировки.
У нее не было никакого мрачного ореола за плечами, чтобы поразить готичную тусовку – они
вообще ее не знали, она новенькая в городе.
И это в то же время было ее огромным преимуществом. Новые приятели были стеснены
обстоятельствами, и их отчаянная самовосхваляющая ложь о собственной крутости
ограничивалась наличием свидетелей, которые могли опровергнуть, ну или подтвердить готичную
репутацию рассказчика.
А о ней никто ничего не знал.