Contra spem spero

При этом на машине их будут, на девяносто девять процентов, какие-нибудь наши номера — российские, белорусские или украинские. Это однозначно, потому как если оружие везти — то надо использовать специально оборудованную машину — которая, хочешь — не хочешь, но будет зарегистрирована где-нибудь восточнее Буга. Таких машин — с эсэнгэшными номерами — нонче в Центральной Европе негусто — чай, не девяностые годы, когда границу можно было без виз пересекать. Сейчас машины с восточными номерами — как белые вороны, за километр видны. И если в этом городке Усти Хозяин выставит засаду — то засада эта наших хлопцев вычислит с вероятностью в те же девяносто девять процентов. Если не больше…. Чёрт!

Одиссей даже вспотел от волнения, о сне и речи уже не было. Ключевая точка — УСТИ! Не важно, где оперативная группа будет пересекать границу, не важно, по какой дороге будет двигаться до меридиана Кракова, не важно, повернёт ли после этого на юг в Словакию или двинется на юго-запад, прямиком в Чехию — по-любому они окажутся в Усти. Мимо этого города наши хлопцы никак не проедут!

Одиссей вытер пот со лба. Если бы он был Хозяином — то ни в коем случае не ждал бы группу захвата в Виловицах — это опасно и непредсказуемо. Он бы ПЕРЕХВАТИЛ её по дороге! Устроив засаду в этом Усти!

Так вот почему Хозяин оставил их в этом тихом и уютном городке на Адриатике, вот почему исчез сразу же после высадки на итальянском побережье. Вот для чего Хозяину нужны были те три дня — а вовсе не для того, чтобы сделать фальшивые паспорта… Он отправился готовить поле боя! Одиссей от бессильной ярости прокусил губу. Вот сука! Но что же делать? Как предупредить Москву?

А самое главное — не поздно ли предупреждать?

* * *

— Штурман, время?

— В режиме. Четыре двадцать две по центральноевропейскому.

— Мы сейчас где?

— Подъезжаем к старой границе.

Водитель неопределенно хмыкнул, а затем, покачав головой, спросил:

— Одну старую границу мы у Столбцов уже проехали вчера. Это ж чья будет старая граница впереди? К какой мы, как ты говоришь, подъезжаем?

Сидящий на правом сиденье пассажир, держащий на коленях развёрнутую карту Польши, расплылся в улыбке.

— К нашей, балбес!

Водитель пожал плечами.

— Опять к нашей.… Это которая до четырнадцатого года, что ли?

Штурман кивнул.

— Она. Граница между Привислянским краем и австрийской Галицией. Заметь, как империи ловко и изящно уходили от самого наименования — «Польша»…

— Уходили-уходили, да, как видишь, не ушли…. Пятый час по этой Польше жмём. И ещё пять — как минимум — будем ехать. Немаленькая она…

— Да ладно, Андрюха, чё ты бурчишь? Едем себе, как тот Джигарханян говорил, на святое дело — товарища из беды выручать…. Радоваться должен! — и штурман вновь широко улыбнулся.

— Тебе, Гонт, лишь бы зубы сушить…. Мы вот, кстати, в Словакию едем — а ты по-словацки или по-чешски, в случай чего, могёшь объясниться? — и водитель, хитро прищурившись, посмотрел на своего соседа.

Тот пожал плечами.

— А чё там объясняться? Как-нибудь пойму, чё они там лопочут; чай, славяне…

— Хорошо, а вот как по-словацки будет «внимание», знаешь?

— Ну откуда? Я ж не филолог… «Увага», как по-белорусски?

— Нет. Но я, хотя тоже ни разу ни филолог, тебе скажу. «Позор» — с ударением на первом слоге. У них вообще все ударения — на первый слог.

Штурман покачал головой.

— Эвон оно как…. А что ещё у них в языке прикольного?

Водитель на минуту задумался, а затем, скупо улыбнувшись, ответил:

— «Внимание, поезда!» — по-словацки будет «позор, влаки!». Волки позорные, короче.

Тут раздался сонный голос из глубины микроавтобуса:

— Это по-чешски «позор, влаки». Я в ЦГВ служил, знаю.

Водитель хмыкнул.

— Словацкий с чешским — как русский с белорусским, три четверти слов общие. Влаки у них одни и те же…. А вот свежий хлеб по-словацки — «чрствы», продукты — «потравины», родной язык — «матерщина», а мужская туалетная вода — «паньска вонь»….

Штурман захохотал.

— Чё, серьезно? Откуда ты знаешь?

Водитель отмахнулся.

— Да бывал в Братиславе, семь лет назад…. Дела у нас там были. А, вот ещё кстати — «родина» по-словацки значит «семья», Родина же — это «власть», а власть — будет «влада». «Летадло» — это самолет, «возидло» — машина. — Полуобернувшись назад, водитель спросил: — Вадим, по-чешски будет так же?

Сзади раздалось полусонно:

— А хрен их знает, эти чехов…. Думаешь, я в Есенике, где бригада наша стояла, язык ихний учил? Пару сотен слов помню, и то — по специальности больше…. Я там артиллерийской батареей командовал, а не филологией промышлял. Такой не сахар, я тебе скажу…. Восемь расчётов самовольщиков и разгильдяев, плюс — взвод управления с двумя десятками таких же деятелей, любителей сливовицы и отпетых злодеев…. Зря мы, кстати, тогда Третью мировую не затеяли, с такими бойцами, как у меня, мы бы до Ла-Манша махом бы домчались — сметая и разворовывая всё на своём пути…. И вообще — вы там, впереди, кончайте свои филологические экзерсисы! Нам с Женей после Кракова вас менять, выспаться надо. Самые горы будут…

Водитель кивнул.