Circa semitas angustas

Со временем взрослел Ии как телом, так и ядовитостью. Он был жильцом узкого пространства, где привык к безусловно-доброжелательному себе отношению. Лишь в такой среде он чувствовал себя уютно, но собственная природа влекло его на разрушение даже этого пространства.

Он, как и все тарантулы одновременно любил и недолюбливал себя. Ненавидел себя такого, каким он был на самом деле. Будучи уверенным в том, что лишь он знал о своем настоящем лице, лишь ему было известно об его истинном содержании. Этот кажущийся ненависть к себе на самом деле содержал укор в сторону потустороннего Олимпа. А любил себя такого, какого выдвигал на всеобщий показ. И тот образ, на показ выставленный, был изменчив в зависимости от текущего вкуса и настроения. Принимающие условия комичной игры, показывающие, что расценивают наигранный образ как настоящий-составляли его доброжелательное окружение. А менее гибкие и упрямые, которые насмехались над его играми и в лицо говорили ему о лживости фальшивого образа, указывая на его настоящую, ядовитую сущность тарантула- такие отчаянные упрямцы считались злостными врагами Ий. Он их люто ненавидел.

Разной любовью любил он себя и все остальное. Боязнь за себя, как бытующего телесно, было содержанием его любви к себе. А все остальные были ценны только как возможные жертвы, так как яд нуждался в предметах для эффузии. Жертву он добывал себе методами осторожными, поскольку совсем был лишен агрессивной смелости. Примеряя к себе роль удобного, понимающего и сострадающего слушателя, которому не грех рассказать о наболевшем, подманивал он к себе доверительных и близоруких. А касательно потребительской любви нет необходимости распространяться…консьюмеризм и так всем в полноте ясен, посредством собственного опыта.

Однажды бесцельно шатаясь по степи встретился он с термитом и подружился с ним. Ии как будто подоспел вовремя… Термит давно как находился в мехлюдии, из-за амурных дел, так как толстая скорлупа его эго оказалась непроницаемой для стрел амура. Многократно раздавленный во время дионисий, он почти смирился с поражением, собираясь удовлетвориться лишь удовольствиями от признания себя неудачником. Некогда избалованный многолюдными кампаниями, термит нынче жил в полном одиночестве, безлюдно.

В таком состоянии нашел его Ий. Сблизился с ним, разговорил, послушал, подбодрил…, дал нужные советы…не остановившись на этом, подсобил и практический, деловито. У термита не было иного выбора, как закрыть глаза на разность между настоящим и предоставленным, повелся он на игру Ий, пока не расправился в плечах и не вернул былую бодрость, суетливую энергичность. А за это время Ий уже успел сладить с прежним окружением термита и заставил их привыкнуть к репримандам, высказанным в его адрес. Эти, за глаза высказанные порицания служили сигналом того, что тарантул приходит в действие. В начале с опаской он ужалил термита, дальше больше, пока подобное действие не стало его привычной повседневностью. С трудом себя спасший от жуткой мехлюдии термит явно не желал превращаться обратно в безлюдного неудачника.

Такие обстоятельства принудили его разговориться со своими прежними знакомыми о проказах, творимых тарантулем. Оказалось, что все они давно как распознали сущность тарантула, изведали на себе его укусы и не подпускали они больше тарантула на расстоянье, откуда мог ужалить. В упоминаниях Ий выбирали форму сдержанной иронии, намекая на то, что над ним можно лишь насмехаться. После сего события термит удалился от тарантула и привычной степи, найдя себе другую поляну.

Одна характерная черта имеется у тарантула: особым рвением его тяготеет ко всему новому. Принимая или критикуя, все равно, он как раб, вес принадлежит власти нового. А старое для него быстро теряет цену, обесценивается со старением. Ужаленный для него равнозначен устаревшему. Тарантул Ий не умеет скучать. Расторжение отношений для него не повод для грусти.

Больше того, ужаленный в его глазах теряет всю положительную харизму. Своеобразно устроенный память тарантула хранить воспоминания лишь о недостатках ужаленного ядом. Его суждение о них, приписывает жертвам лишь отрицательные качества. Ии склонен к злословью в отношении старых знакомых. Так он мстит им за обнаружение в нём тарантулевого содержания, и то же время оберегает себя от возможных разоблачений. "Предадим мщению и поруганию всех, кто не равен нам", – так клянутся сердца тарантулов”.

Однажды во время очередного скитания по поляне наткнулся он на блуждающую муху. Попалась ему многих степей видевшая, на всем сидевшая, многоопытная муха. Познакомился с мухой и тотчас же ужалил ее ядом ядовитым. Удивил его то, что не обиделась муха, не испугалась. Может она была к яду привыкшая, и сама была чуть ядовита и заинтриговал ее тарантул. – “Паучок ты, ядовитый и завистливый”– проговорила муха. – “Муха ты, со страстью мерзость ищущая”– ответил он. Так они пристрастились друг к другу и решили идти вместе.