Чужой среди своих

Копчений и сала тоже немного, но есть и они. Правда, я лично брать не рискую — холодильников в посёлке мало, и «душок» считается вполне приемлемым риском. Собственно, я уже успел так нарваться, а понос и так-то удовольствие сомнительное, а уж когда приходится бегать в сортир на улице, да притом общественный, и подтираться газеткой…

— Дай-ка… — Лёха бесцеремонно цапнул пирожок с моей тарелки, и, блаженно принюхавшись, вцепился в него крепкими зубами. Зажевал медленно, закатывая от наслаждения глаза и довольно сопя.

— Ворованный слаще? — поддразнил его Ванька, вяло ковыряющий котлету.

— Угум, — не смутился тот, цапая второй и подмигивая мне. Сердце чуть сжалось… вот наверное, о них я буду жалеть, уезжая из посёлка. Несмотря на разницу в возрасте, образовании и прочем…

Впрочем, особой разницы в возрасте я не ощущаю. Знания, жизненный опыт… это сколько угодно. Но вот именно возраст… нет, ровесник или чуть старше. Да оно, впрочем, и к лучшему.

«— А может, и удастся сохранить дружбу, — подумал я, глядя Бориса, ненавязчиво ухаживающего за смущающейся избранницей, — Пусть хоть по переписке, и то…»

— Да что ж вы не едите-то, ребятня… — подошла к нам немолодая женщина, — мужик должен хорошо есть, иначе откуда силы! Вон… мяско кушайте…

Она бесцеремонно положила мне на тарелку котлету, пару ломтей варёной колбасы и картошку, положила что-то ребятам, и удалилась с чувством выполненного долга. Раздражает… но уже немного привык к такой бесцеремонности.

— Всё хорошо? — будто почувствовав моё состояние, подошла мама, положив мне руку на плечо, — Принести чего-нибудь?

— Нет, спасибо… — улыбаюсь, на миг прижавшись щекой к её ладони. Улыбнувшись ответно, она отошла, прошлась по рядам и упорхнула на кухню.

Здесь вообще не принято, чтобы женщина, хоть как-то причастная к празднованию, засиживалась за столом. Даже если нет особой нужды, а на кухне и без того полно народа, необходимо хотя пройтись, предложить еды, положить её на тарелки… Словом, продемонстрировать всё то, что в настоящем времени считается качествами хорошей хозяйки.

— Шумел камыш… — завели отдохнувшие бабоньки, и я, отодвинув от края тарелку, встал из-за стола, не дожидаясь продолжения. Нет, песни хорошие… и поют неплохо, я бы даже сказал — на удивление неплохо. Но настроения нет, да и вообще… от этих песен осознание, в каком времени я оказался, становится необыкновенно ярким, и, честно говоря, не добавляет настроения.

— Контрольный попис? — невинно поинтересовался Ванька, косясь по сторонам.

— Как? — переспросил, подставляясь, Борис-со-шрамом, повернувшись от подруги.

— Не как, а пук, — с удовольствием собезьянничал друг, у которого во внешности, да и в поведении, много больше детского, чем у рано, не по возрасту, заматеревшего Бориса.

— И не как и пук, а так, — усмехнувшись своему вкладу в культуру предков, отозвался я.

— А… — догадался Лёшка, выразительно похлопав себя по карману, где угадывалась пачка папирос, — ну пошли, что ли… постоим.

Девочки, хотя и выбрались с нами из-за стола, отошли отдельно, и я невольно залюбовался ими. Красивые у нас девчонки! Куда потом что денется…

Стареют здесь удивительно рано, и дело, я думаю, не только в отсутствии уходовой косметики или фитнеса, но и, в первую очередь, в некачественном питании. Основная еда — картошка, да каша, да пироги… от бедности[29]. Вот так и наедаются жопы и щёки, вот так и появляются хронические заболевания… Впрочем, здесь и сейчас это считается нормой.

А пока — красавицы… Девочки не курят, а (готов поспорить!) обсудить всё происходящее им прямо-таки не терпится! Это для нас всё в общем-то очевидно, а для девочек всё это «А она сказала…» и «А он та-ак посмотрел…» необходимо почти так же, как воздух.

Вон, уже смотрят в нашу сторону… Фыркают, смеются в ладошки, обсуждают что-то… Со стороны кажется, так невесть как интересно! А на деле, скорее всего, просто смешинка в рот попала — возраст такой!

Помахав им рукой и вызвав новую волну смешков, развернулся и пошёл вслед за ребятами. Далеко идти не стали — зашли за бараки, да и закурили, негромко разговаривая о разном, обходя тему собственно нашего отъезда.

Лёха жестом фокусника вытряхнул из рукава большого, не по росту, отцова пиджака, бутылку «Плодово-ягодного», и она пошла по кругу, как братина. Пили из горла, молча, и никто никого не подначивал, как это обычно бывает.

У большинства ребят родители приезжают на два-три, редко — четыре года, имея намерение осесть потом в более цивилизованных местах. Все понимают, что, так или иначе, мы разъедемся по Союзу, и может быть, не увидимся никогда.

Настроение не то чтобы грустные, но скажем так — несколько минорные. Как-то вдруг стало ясно, что впереди расставание и взрослая жизнь, и что на следующий год из посёлка так или иначе уедут почти все мои одноклассники, и скорее всего, навсегда.

— Садись, — Борис, допив бутылку и пустив дым колечком, похлопал по бревну рядом с собой.

— Нет, спасибо… — отмахиваюсь я, — насиделся, аж жопа затекла!