Чужой среди своих

Снилась всякая дрянь, уже начавшая забываться, таять, как туман под утренними лучами солнца, и вот уж точно к лучшему! Страшное, тёмное, липкое…

Постаравшись выбросить всё это из головы, нашарил ногами дряхлые тапочки, встал и кое-как сделал разминку, и только потом начал одеваться, постоянно зевая.

— Свежо, — констатировал я, выходя во двор, — Доброе утро!

Дремавшая на солнце низенькая старушка, сонно поморгав глазами и пошлепав дряблыми губами, ничего мне не ответила и снова погрузилась в старческую дремоту. У её ног возится маленькая полуторагодовалая внучка, уже замурзанная с утра и тянущая в рот всякий сор с земли.

«— Зато под присмотром, ага…» — ещё раз кошусь на закутанную в сто одежек бабку и ребёнка, но, тряхнув головой, решительно прохожу мимо. Пытался уже сказать родителям ребёнка о ценности такого присмотра, больше не хочу!

Наслушался в ответ всякого, от «яйца курицу не учат», до «Нас также ро́стили, и ничего, нормальными людьми выросли!»

Как я сдержался, не ответив «Да кто вам сказал, что вы нормальные!», вот честно — не знаю. Наверное, только потому, что родители такие… не то чтобы вовсе уж одноклеточные, но где-то рядом. Пролетариат в его классическом понимании, без идеологических одёжек и прикрас.

Здесь, в этом времени, вообще много такого, что с точки зрения человека двадцать первого века видится чем-то невообразимым, и притом не с точки зрения идеологии или там отсутствия холодильников, а именно такими вот вещами. Ладно, не моё дело…

Заглянув в рукомойник и убедившись в наличии воды, скинул куртку и принялся чистить зубы, стараясь действовать по всем правилам. Казалось бы, ерунда… но с мелкой моторикой у меня проблемы, а нужная мышечная память отсутствует как класс, и в итоге, обычная чистка зубов требует от меня заметных усилий.

К рукомойнику подлетела было Светка с полотенцем через плечо, но заметив меня, фыркнула, и, обдав ненавидящим взглядом, развернулась обратно так резко, что из-под задников калош, надетых на босу ногу, полетели комочки земли. Проводив её коротким взглядом, философски пожал плечами.

Ни жарко, ни холодно… Сама на тропу войны встала, а когда ответку получила, в виде ярких подробностей туалетного происшествия, разошедшегося достаточно широко, так сразу встал ребром вопрос «А меня-то за что?!»

Да и чёрт с ней… Со всеми!

— Па-ап? — удивился я, зайдя на кухню и застав там родителей, — А ты чего не на работе? Приболел? — И тебе доброго утра, — отозвался тот, с наслаждением откусывая кусок хлеба с маслом и сахаром и запивая из огромной кружки ядовитой крепости чаем.

— Да, доброго… — чуть смутился я.

— Отпуск он взял, а я отгул, — сообщила мама, выставляя на стол хлеб и соленья, — Сосиски к картошке отварить? Сколько? Две или три?

— А? — не сразу соображаю, что это она мне, — Да, спасибо. Две.

— Вчера привезли, — деловито сообщила мама, ставя на печку воду в маленькой низкой кастрюльке, — с оказией!

Она начала объяснять что-то очень советское и пока малопонятное для меня. Дефицит, в одни руки…

Удержаться в этом информационном потоке, да ещё вперемешку с кучей других новостей, у меня не удалось, ну да и ладно! Тянет запахом жареной на сале картошки, нарезается лук для заправки грибов, и какое там дело, сколько их в одни руки и как тяжело было их доставать…

… сосиски, к слову, оказались вполне заурядными, даром что дефицит. А вот грибы и картошка — это да!

Сытый и благодушный, я выполз во двор вслед за родителями, ощущая себя удавом, натянувшимся на слона. Усевшись за столом напротив отца, закурившего и пускающего кольца, довольно щурясь на солнце, я плечом привалился к маме и чуть-чуть придремал, чувствуя, как отпускает меня после вчерашнего.

Родители заговорили о чём-то своём, замелькали какие-то имена, ситуации на работе, необходимость что-то доставать, хлопотать…

— Может, в карты? — приобняв и поцеловав меня в висок, предложила мама.

— Хм… — отозвался отец, небогатой, но очень выразительной мимикой показывая жажду подробностей.

— В покер, — уточнила супруга, достав колоду из кармана халата и весьма профессионально тасуя её.

— Хм… сходи за дядей Витей, — поглядев на часы, велел мне отец, — Пара часиков у меня есть, потом нужно будет в контору зайти.

— Ага, — я сорвался с места, и, заглянув сперва на кухню, сразу же обнаружил его, — Дядь Вить! Доброе утро! В карты будете играть?

— Доброе… В карты? — переспросил он, ставя на стол кружку, в которой, судя по виду и запаху, остывает «Напиток кофейный», щедро сдобренный сгущёнкой, — Отец дома, так?

— Угу… Так что? — я нетерпеливо приплясываю на месте, не в силах удержать подростковые реакции. Развлечений в этом времени и теле у меня ах как немного…

— Буду, конечно, — степенно кивнул он, — сейчас допью и минут через пять подойду.

— Ага, понял… — я глянул на тарелку, где остался последний, уже надгрызенный пряник из тех, что, по легенде, в принципе не бывают свежими в нашем магазине. Говорят, их такими и завозят — чёрствыми, облупившимися и впитавшими в себя чёрт знает какие запахи.