Деньги при этом иногда даются щедрой рукой, со словами «Сдачу себе оставишь, малец», а иногда «Слышь, малой… потом отдам! А ты давай… придумай что-нибудь! Мухой!»
Иногда, скучая, начинают задавать дурацкие вопросы и «учить жизни», легко переходя из состояния благодушного, до озверения, с выкручиванием ушей и раздачей подзатыльников. При этом, чёрт бы их подрал… все они свято уверены, что право имеют.
А чо такого?! У нас так принято!
Говорят, поселковые по несколько раз за сезон собираются и идут вдумчиво объяснять им местные правила общежития, но…
… помогает ненадолго. Текучка, мать её…
Башка малость отошла, и я, достав папиросы, прикурил, блаженно затянувшись.
— Надо бросать, — бормочу вслух с полуприкрытыми глазами.
— Да мать вашу… — заметив возвращающихся назад мужиков, спешно бычкую папиросу, пряча её назад и надеясь, что они не учуют запах дыма.
Злые, они прошли мимо, разговаривая о чём-то на повышенных тонах.
— Ну, вроде пронесло… — шепчу я, наблюдая за ними из-за кустов. Но как назло, те остановились метрах в десяти от меня.
— Чёрт…
Слышу обрывки разговора — мат, какие-то долги, бабы… Ноги затекли, и я, подогнув одну под себя, усаживаюсь на неё. Сердце колотится… чёрт…
Один из них, с усами подковой, по-видимому, не желая продолжать конфликт, чуть сбавил тон, и, достав папиросы, закурил. Второй, с длинными сальными патлами ниже ушей, воспринял это как слабость, и подскочив, схватил того за грудки, брызгая слюной в лицо.
— А вот и не подерётесь… — нервно комментирую я.
— Да пошёл ты! — громко выкрикивает курильщик, выплёвывая папиросу и с силой отпихивая второго.
— Ах ты… — патлатый отшатнулся, сунул руку в карман и почти тут же ударил усатого куда-то в живот. Раз, другой…
— Сука-а… — одними губами тяну я, видя, как его рука окрасилась кровью, — у него нож!
Захотелось вжаться, зарыться в землю, и одновременно — убежать!
Усатый, отскочив, прижал руку к животу и замер на миг. Но почти тут же он тоже выхватил нож и кинулся на своего врага, размахивая клинком яростно, отчаянно и бестолково!
Он норовил то ли попасть в горло, то ли исполосовать лицо… Не знаю!
Они закружились, затоптались на месте, и в этих движениях не было никакой грации и мастерства, но был алкоголь, озверение и стремление убить своего врага! Мужики оскальзывались, цеплялись друг за друга, тыкали ножами и били ими наотмашь, пытались хватать вражеский нож голой рукой, пинались, и кажется — плевались…
Патлатый, защищаясь, подставлял руку, и норовил тыкнуть усатого ножом в живот, в бедро, в пах…
Усатый, перегнувшись вперёд, шёл буром, но его движения становились всё медленнее…
… и наконец, он повалился на колени, постоял так и мягко, будто собираясь поспать, улёгся на дорогу.
— Сука! — патлатый пнул его в бок, — Вставай! Я тебя, падла такая…
Он присел на корточки и потрогал его рукой.
— Сдох, сука… — и только после этого он обратил внимание, что и сам ранен.
— Бля… Сука! — плюнул на труп патлатый, и, встав с трудом, перетянул носовым платком ладонь. Несколько секунд спустя, ругнувшись невнятно, он прислонил руку к животу и неверяще посмотрел на неё. Сдёрнув кепку, прижал её к животу, согнулся и заковылял куда-то.
— Чёрт… — я не сразу выбрался из кустов, но зато уж как выбрался… Всё казалось, что убийца за мной гонится, желая убить нечаянного свидетеля…
Успокоился, только когда отбежал метров на семьсот, и, дав кругаля, снова увидел гуляющих на свадьбе людей.
— Ссал?! — выскочил мне навстречу Ванька, который тоже гуляет на свадьбе, но в отличие от меня, сидел вместе с родителями.
— А?! — вздрогнул я, мучительно вспоминая, что даже не подошёл к тому, патлатому… А я ведь ветеринар, и может быть…
— Ты такое пропустил! — азартно продолжил он с горящими глазами, — Жора… ну Жора, который Чубчик Кучерявый, леща дал одному типу. Ну ты знаешь его! Точно знаешь! Длинный такой, сутулый, с фиксой золотой! Такое махалово было!
— … их разнимать, — размахивал он руками, — а этот одному раз, и тот брык! А второму дал, а тот в ответ, и с копыт! Нет, это надо было видеть!
Я открыл было рот… но увидел, как к участковому подбежал какой-то молодой парень, и тот, посерьёзнев лицом, моментально встал, промокнул губы платком и заспешил куда-то.
— Да…
«— Молчать! Не найдут, не будут спрашивать… нет, нет… К чёрту! Опять разговоры, подписка… я так не уеду никогда из Посёлка! Не хочу… А этого и без меня посадят!»
— … жаль, — натужно улыбаюсь я, — это надо было видеть!
— А то! — весело согласился Ванька, — Удалась свадьба!
— Погоди, — посулил он мне, — то ли ещё будет!
Глава 8
Времена и нравы
Проснувшись, долго валялся в каком-то дурном оцепенении. Голова тяжёлая, чугунная, и не заснуть ни выходит, ни проснуться толком…
Наконец, чудовищным усилием воли отыскав в себе силы, сел на топчане и с завыванием зевнул, тут же ощутив, что зря я вчера зубы на ночь не чистил! Да, устал, но с местной стоматологией…
— Обязательно чистить, — бурчу себе под нос, дыхнув на ладонь и поморщившись.