… вспоминаю недавнее, когда она, не глядя, подмахнула бумаги, и прикусываю язык.
Долго она не задержалась.
— Всё, пойду я, — смущённо улыбнулась мама, — я там тесто поставила на завтра… Зине сказала, та помешает, но сам знаешь, у неё тесто плохо всходит! А вернёшься завтра с линейки, и у нас торт будет. Наполеон!
— Здоров! — несколько фальшиво сказал, напрочь забывший о школе и прочем, — Буду ждать! Я так давно не ел твоего наполеона!
— Выдумщик, — заулыбалась она, целуя меня в щёку, — месяца не прошло!
— Вечность! — патетически воскликнул я, воздевая руки к небу.
— Ну, скажешь тоже… — уходила она уже несколько успокоенная, чего не скажешь обо мне.
— Чёрт… классуха, одноклассники… я ж никого не помню…
Не успел я расстроиться, как меня пришли навестить Ванька с Лёхой.
— … весь Посёлок гудит, — с горящими глазами рассказывал он, — как ты троих старшаков отделал!
Пацанов быстро погнали, они только и успели, что выразить мне своё уважение, да вручить нераспечатанную пачку «Казбека» и коробок спичек. Тащить папиросы в палату не стал, спрятав во дворе, и остаток вечера провёл, разбирая шахматные партии в журнале «Шахматы СССР».
Выспавшись днём, я проснулся около полуночи, и долго не мог заснуть, ворочаясь без сна. Я бы, пожалуй, и заснул в конце концов, но мужики в палате храпели так молодецки и невпопад, что, помучавшись около часа, я плюнул на всё, и вылез в распахнутое окошко покурить.
Достав было папиросы, услышал приглушённый разговор и узнал главврача, а вот его собеседника, увы… А разговор, меж тем, выдался интересным!
Порой было слышно каждое слово, а порой собеседники сбивались на шёпот и отрывистые фразы, как это бывает между людьми, хорошо знающими друг друга и понимающих сказанное с полуслова.
— Однако… — прошептал я одними губами, сообразив наконец, о чём идёт речь. Детали так и остались мне неведомы, но совершенно ясно, что здесь, в маленьком посёлке, бурлит, пенится и воняет политическая жизнь! Есть какие-то фракции, враги, друзья и союзники, борющиеся за влияние и ресурсы.
Главврач (равно как и его собеседник) оказался союзником дяди Саши, то бишь парторга порта. А буквально пару лет Александр Яковлевич был парторгом всего Посёлка… пока его не подсидели, заменив человеком от Леспромохоза.
Случай со мной сыграл дяде Саше на руку, выставляя Леспромхоз и нынешнего парторга в дурном свете, и позволяя, вроде как, вернуть себе прежнюю должность. Разговаривали они довольно долго, подарив немало пищи для размышлений, так что, несколько озябнув, я дождался их ухода и вернулся в палату, забыв о папиросах.
… мне по-прежнему не спалось, но теперь хотя бы бодрствовать было интересней!
Глава 5
Коричневая пуговка
— Валентин Пална, ну давайте, я потом зайду, а? — ною, переминаясь перед постом с ноги на ногу, будто перед дверью туалета, — Ну линейка же вот-вот…
— Успеешь, — безапелляционно отрезает медсестра, не отрываясь от толстого, зачитанного до засаленности журнала, перелистывая его пухлыми наслюнявленными пальцами.
— Ну Валентин Пална… — тяну на одной ноте.
— Савелов! — оторвавшись наконец от журнала и подняв на меня спрятанные за толстыми линзами глаза, рявкает та, показывая многочисленные золотые коронки, — Я что сказала? Придёт Сергей Ильич, и если он после осмотра сочтёт, что ты достаточно здоров, то выпишет! Ясно?! Если!
— Ну Валентин Пална… — снова заканючил я на одной ноте, — окончание года же!
— Сбегу! — делаю отчаянный вид, — Через окно сбегу!
— Так… — решительно поднявшись, она цепко, не вдруг и вырвешься, взяла меня за плечо и повела в палату, — В койку! И чтоб ни шага из палаты! В туалет ты уже сходил, а если приспичит, то под кроватью судно!
— А вам, мужики, — она перевела свирепый взгляд на моих соседей, азартно играющих в «Дурака» старенькими картами, — чтоб приглядели за ним! Вздумает удрать, с вас спрошу! Да… и окно закройте.
— Всё… всё, Валя! Их бин капитулирен! — поднял руки любитель «витамина С», и виновато глядя на меня, пожал плечами.
Фыркнув, падаю на койку так, что заскрипели пружины, а чуть погодя с головой накрылся покрывалом…
… под которым моё лицо прорезала кривая ухмылка. Нехитрый трюк, на самом-то деле. Сперва долго раздражаешь человека, доводишь его до точки кипения, а потом просишь о чём-то, что выходит за рамки его полномочий.
Не знаю, имела ли она право отпустить меня, но рупь за сто — сейчас она сделает всё возможное, чтобы оттянуть момент мой выписки!
Школа, м-мать её… я же никого не помню! Век бы не видеть… Классуха, учителя, директор, ребята из класса… память, ау!
— Цербер… — слышу негромкие разговоры мужиков, обсуждающих медсестру.
— Мужика у неё давно нет, — смачно выдохнул дядя Валера, чем-то захрустев, — вот и злобствует.
— Ага… — опасливо приглушив голос, гоготнул Кузьмич, — сиськи не мяты, пизда заросла! Ещё чуть, и снова целку ломать придётся, га-га-га!
Они, понизив голоса, пустились в обсуждение статей Валентины Палны, её потенциальных хахалей, и о том, что с таким характером на неё никто не польстится, хотя сиськи здоровенные, да и жопа ничего так — большая, мягкая…