Мы почему-то выскочили из машины, почему-то прячемся… Раз прячемся, значит, так надо. Потом спрошу, потом попаникую. Когда буду в безопасности.
Мимо нас проносятся на дикой скорости несколько машин, Хазаров продолжает лежать, напряженно прислушиваясь и придерживая меня, чтоб не дернулась ненароком.
Я упираюсь ладонями в траву на склоне, ощущаю его руки на талии и груди и отстраненно думаю, что хорошо, что здесь откосы не гравием усыпаны… Иначе бы от рук и коленей не осталось ничего. А так всего лишь ссадины. Первый адреналин сходит на нет, и тело дает понять, что ему не понравилось кататься по земле.
Ладони ноют, коленки сбиты и, кажется, легкое растяжение в голеностопе. Это из-за каблуков, чтоб я хоть раз еще их напялила!
Но, в целом, на удивление обошлось без травм, а у Хазарова, судя по прыти, и того меньше. Хотя, он же полностью одет, это меня в развратное платье, вообще ничего не скрывающее и никак не защищающее, нарядили…
Пока я лихорадочно пытаюсь провести поверхностную диагностику организма, Хазаров начинает действовать.
Встает, рывком поднимает меня.
Слушаюсь, наступаю на ногу и тут же со стоном валюсь на Хазарова. Растяжение ощущается остро, простреливает болью.
— Что? — спрашивает он, придерживая меня за талию и ощупывая, очень надеюсь, на предмет повреждений. Конечно, только для этого, не больной же он совсем, чтоб в такой атмосфере просто лапать? Это я больная, что вообще такую мысль в голову допустила.
— Нога, — стискивая от боли зубы, говорю я, — растяжение.
— Идти можешь?
— Нет.
В следующее мгновение меня отработанным движением поднимают на руки.
И нет, я не пытаюсь дергаться и проявлять ненужный героизм. Объективно, нам надо побыстрее убраться от трассы, чтоб жертва Каза не была напрасной.
Я изо всех сил стараюсь не думать, что будет, когда те преследователи его догонят. Так же, как не думаю, что случилось с Аром.
В конце концов, это их выбор. Они взрослые мужики, отдают отчет в том, что делают, что происходит…
Надеюсь, они живы…
Хазаров легко несет меня прочь от трассы, причем, не в сторону коттеджного поселка, что было бы вполне логично, а в темнеющую неподалеку громаду леса.
Я думаю, что он тоже явно знает, что делает, и вопросы задавать, отвлекать его сейчас, глупо и недальновидно. А то попаду под настроение, бросит прямо здесь… Хотя, если до сих пор не бросил…
Короче говоря, я просто делаю то, что могу в данной ситуации. Притворяюсь ветошью и не мешаю себя спасать.
Хазаров несет меня легко, не похоже, что ему тяжело и неудобно, хотя вес совсем не маленький, килограмм пятьдесят точно есть…
Я держусь за его шею, стараясь чуть-чуть облегчить ношу, затихаю, словно мышь в лапах кота. Не придушил, и то хорошо. Значит, есть шансы спастись…
Почему мы идем к лесу, интересно?
Там не будут искать?
Как скоро закончится бензин у Каза?
Как скоро преследователи поймут, что их увели по ложному следу?
Как там Ванька? Заснул? До него не доберутся?
От последнего вопроса ужас накрывает, да такой сильный, что дрожать начинаю. И спрашивать сейчас про сына у Хазарова глупо, но не могу перестать думать, именно это становится чем-то вроде навязчивой идеи.
Он несет меня через поле, засеянное какой-то травой. Не знаю, что тут будет дальше: пшеница, рожь? Лен? Все это производят в нашей области, но сейчас, в начале лета, посевы только-только поднялись и понять, что это конкретно, я не могу… И зачем-то занимаю голову себе перечислениями признаков растений, цепляюсь за шею Хазарова и очень сильно стараюсь изгнать из головы панические мысли, что Ванька сейчас совсем один… Или что его могут обидеть те люди, что едва не поймали нас… Это же логично: если не добрались до нас, значит надо искать уязвимые места… А что может быть более уязвимым, чем ребенок? Они наверняка знают уже, что Ванька — сын Хазарова, такие вещи не могут долго держаться в тайне… И… И поедут туда, к дому Хазарова, и…
Дыхание все больше перехватывает от ужаса, дикого, первобытного. И не могу сдерживаться, молчание и копание в своих мыслях убивает:
— Послушайте… А Ваня… А если его…
Хазаров молчит и не сбивается с ноги. Долго молчит, и я уже начинаю думать, что не ответит, когда он глухо говорит:
— Все нормально с ним будет. Там сейчас мои люди.
— Много? — зачем-то уточняю я, хотя что эта информация даст?
— Все, — коротко говорит Хазаров, а затем мы входим в лес.
Сразу накрывает темнотой, и то, что раньше казалось непроглядным мраком, когда мы шли по полю, теперь воспринимается легкими сумерками… Потому что там я могла видеть хотя бы лицо Хазарова, его нахмуренные брови и сердито сжатые губы.
А сейчас я не вижу ничего.
Сама тьма несет меня. Тьма окружает, падая на голову покрывалом.
В лесу тихо и жутко, настолько, что я инстинктивно жмусь к единственному источнику тепла и безопасности в этом сужающемся до пары метров окружности мире.
— Не бойся, — глухо говорит Хазаров, наверно, понимая по моему дикому напряжению, насколько я испугана. — Скоро уже дойдем.
— Куда? — голос мой звучит глухо и трескуче. И , кажется, отдается по лесу эхом…
— Увидишь.
Глава 49