Чужой-3

— В свое время я спрашивала тебя, как ты сюда попал. Ты уклонился от ответа. Позже я поинтересовалась, откуда взялся номер заключенного у тебя на затылке. Ты снова не ответил.

Клеменз отвернулся.

— Это долгая и скучная история. К тому же, боюсь, немного мелодраматичная.

— Так расскажи, развлеки меня.

Рипли, скрестив руки на груди, снова села на койку.

— Видишь ли, моя беда в том, что я был умен. Очень умен. Понимаешь, я знал все. Я считал себя выдающейся личностью и потому искренне полагал, что найду выход из любого положения. До поры до времени так оно и было.

Тогда я только окончил медицинскую школу. Мне удалось попасть в пять процентов лучших выпускников — и это несмотря на то, что уже тогда я приобрел скверную привычку. Впрочем, я был совершенно уверен, что у меня всего лишь вполне допустимое привыкание к мидафину. Тебе знаком этот препарат?

Рипли медленно покачала головой.

— О, это изумительная смесь пептидов и прочего. После очередной дозы мидафина ты чувствуешь себя непобедимым и в то же время не теряешь трезвости суждений. Правда, для этого нужно поддерживать его концентрацию в крови на определенном уровне. Будучи ловким парнем, я без особого труда доставал нужное мне количество мидафина в тех же учреждениях, где в то время работал.

Меня считали многообещающим молодым врачом; все отмечали мой исключительный природный дар, мою прозорливость, смелость в принятии решений и исключительно заботливое отношение к пациентам. Никто не подозревал, что моим первым пациентом был я сам.

Это случилось в медицинском центре, куда я был направлен по окончании школы. Меня приняли охотно. Я работал за двоих, никогда не жаловался, почти не ошибался в диагнозах и выборе лечения. Однажды после тридцатишестичасового дежурства я пошел домой, принял тройную дозу мидафина и забрался в постель в предвкушении изумительных снов. В это время зазвонил интерком.

На заправочной станции центра взорвалась цистерна под высоким давлением. Для ликвидации последствий аварии вызвали всех, с кем удалось связаться. Тридцать человек получили более или менее серьезные ранения, нескольких пришлось отправить в стационар, остальные нуждались лишь в беглом осмотре, перевязках и тому подобном. Ничего сложного, ничего такого, с чем не мог бы справиться молодой специалист средних способностей. Я рассудил, что лучше все сделать самому, а потом побыстрее смыться домой, чтобы никто не успел заметить, что для человека, поднятого из постели в три часа утра, я слишком энергичен и весел. — Клеменз задумался, собираясь с мыслями. — Так вот, из тридцати раненых одиннадцать умерли — я назначил им слишком большую дозу обезболивающего. Такая мелочь. Такая ерунда. С этим справился бы любой болван. Любой дурак. Вот что значит мидафин. Практически никогда не влияет на трезвость суждений и правильность решений. Только в исключительных случаях.

— Я тебе сочувствую, — тихо сказала Рипли.

— Мне не надо сочувствовать. — Клеменз ничего не хотел прощать себе. — И тогда никто не сочувствовал. Я получил семь лет тюрьмы, пожизненный испытательный срок, а моя лицензия навечно опустилась до категории 3-С со строгими ограничениями, где и как я могу практиковать. В тюрьме я избавился от своего губительного пристрастия. Но это уже не имело значения. Вокруг было слишком много родственников умерших. У меня не оставалось ни малейшей надежды на пересмотр решений суда, на снятие ограничений. Я скомпрометировал профессию врача, и на моем примере было очень удобно учить других. Понятно, что врача с таким послужным списком не спешили взять на работу. Так я и оказался здесь.

— И все же я тебе сочувствую.

— Мне? Или ты жалеешь о случившемся? Об этом сожалею и я. Но что касается приговора и вытекающих из него ограничений — я получил то, что заслужил. Я заслужил такую судьбу, потому что лишил жизни одиннадцать человек. Небрежно, как бы между делом, с идиотски-самоуверенной улыбкой на лице. Наверно, те, кого я убил, тоже подавали надежды. Я разрушил одиннадцать семей. Мне никогда этого не забыть, но я научился нести свое бремя. Между прочим, в этом одно из преимуществ Фиорины. Тут учишься жить в мире со всем своим прошлым.

— Ты отбывал срок здесь?

— Да, и поэтому очень хорошо знаю эту разношерстную банду. Когда они решили остаться на Фиорине, я присоединился к ним. Все равно меня бы никуда не взяли. — Клеменз нагнулся и снова взялся за шприц. — Итак, после всего, что я рассказал, ты доверишь мне сделать инъекцию?

В этот момент за спиной Клеменза из вентиляционного отверстия, расположенного под самым потолком, бесшумно вылезла огромная чужая тварь. Также бесшумно чудовище приземлилось, присев, чтобы не потерять равновесие после прыжка, потом выпрямилось в полный рост. Способность такого гигантского существа двигаться совершенно бесшумно поражала, но еще больше пугала человека. Рипли видела, как тварь сделала несколько шагов и нависла над ничего не подозревавшим, улыбавшимся Клемензом. В тускло освещенном лазарете огромные резцы твари отливали металлическим блеском.