Сначала я подумала, что не расслышала его вопрос, но дрожь нравственного возмущения уже медленно пробирала меня до костей, локализируясь в районе солнечного сплетения, сильно пульсируя под моими ребрами. Я нерешительно подняла взгляд и посмотрела прямо на него, пытаясь найти расхождение озвученного им с выражением эмоций на его лице, но от увиденного к горлу подступил ком…
Этот самый комок – сука-гордость, привитая мне непонятно кем, ведь до нас, детдомовских ребятишек, никому из воспитателей и дела не было. Приходили на работу и уходили по своим домам к своим родным детям с первой минутой окончания рабочего дня. Сколько я себя помню, я всегда мечтала о деньгах. Для меня их наличие ассоциировалось с самим счастьем. Конфеты можно купить только за деньги, а сладкое – это радость, приносящее счастье. Так мы рассуждали, сидя в своих одинаковых кроватях, на одинаковом постельном белье в одинаковых, до отвращения серых, застиранных маечках, слушая друг друга, вслух мечтая о том, что когда-нибудь обязательно разбогатеем.
Что мешает мне сейчас всерьёз обдумать его вопрос, услышать конкретное предложение и принять его?
Да та самая, чужеродная гордость, которая не дает мне дышать, распирая горло от неподдельного возмущения. Пытаюсь проглотить ее, но она своими острыми гранями внезапной обиды буквально впилась мне в глотку, больно распирая гортань с такой силой, что я чувствую, как к глазам, покрасневшим от переизбытка почти неуправляемых эмоций, подкатывают первые колючие слезы…
– Ну так что, … Катя? – язвительно продолжает он, делая небольшую паузу, но не отводя от меня своего цепкого взгляда. – Есть на тебе ценник или мне самому предложить денег?
Он грациозно поднялся со своего места и, словно хищник, быстро сокращал расстояние между нами, но не настолько стремительно, чтобы это отпугнуло меня…
С каждым шагом, сделанным им в мою сторону, ком в моем горле рос.
Я приоткрывала, но снова закрывала рот, в надежде выдавить из себя хоть слово, но лишь задыхалась от возмущения, хватая, пересохшими от волнения, губами воздух. Голод и желание легких денег предательски канючили в моем сознании, делая ударение на том, что ничего хуже, чем уже случилось, со мной не произойдет, но еще незапятнанная совесть оглушительно орала, заглушая нудное нытье моих отвратительных пороков.
Он подходит и останавливается прямо напротив меня, удерживая руки в передних карманах своих баснословно дорогих брюк, сшитых, явно, на заказ и, с ядовитой ухмылкой на безупречно красивом лице, едко продолжает:
– Я могу быть до неприличия щедрым…
И вот это становится последней каплей!
Я бессознательно поднимаю руку… и, неожиданно для самой себя, со всего размаха бью его по щеке. Наотмашь. Вкладывая в силу удара всю боль и весь спектр душивших меня противоречий.
Звук сочной пощечины повисает в тишине…
Так, что его голова дергается в сторону, подчиняясь моему яростному выпаду…
Так, что моя ладонь зудит от отдачи, словно меня ударило током…
Я испуганно делаю полшага назад и спиной упираюсь в стену. Поднимаю на него глаза, рассматривая отчетливую красную отметину – отпечаток моей руки на его щеке и интуитивно сглатываю, наконец, проглотив комок из своих обид, который буквально падает в мой пустой желудок, растекаясь по его сжавшимся стенкам горькой желчью.
Слышу его громкое рваное дыхание, которое с трудом вырывается сквозь плотно сжатые от напряжения зубы и смотрю в его глаза, цвета зимнего неба, которые медленно затягивает морозными узорами ярости. Страшно. Вот сейчас мне стало по – настоящему страшно. Я даже вздрогнула, когда он медленно поднял руку и не спеша, одну за одной, стал обводить указательным пальцем пуговки на моем пальто, поднимаясь все выше… к моей открытой шее…
Улыбнувшись одними губами, он отвел назад мои волосы, перекинув большую прядь мне за спину…
Снова этот леденящий душу взгляд, эти прикосновения… И этот мужчина, которому так нравится ломать меня! Мужчина, которому просто глубоко наплевать на мои мысли и чувства, который просто игнорирует мою ненависть к нему, который привык просто брать… иметь то, что он хочет.
Я почувствовала, как мне в живот упирается его явное возбуждение.
А потом… вдруг, он прижался губами к моим губам. Впервые. Грубо, до боли прикусил нижнюю, с пылом толкнувшись языком внутрь, решительно приоткрывая мой рот…
От дикого перенапряжения я смогла лишь выдохнуть, позволяя ему проникнуть внутрь. Почувствовав мое секундное промедление, он эротично застонал мне в рот, и с глотком воздуха я проглотила его стон своими губами. Сделала безуспешную попытку увернуться, но он жадно набросился на меня, углубляя поцелуй, хватая рукой за затылок, фиксируя его, не давая мне возможности отвернуться.
«Боже!»
Как током по губам!
От этих прикосновений колет каждый нерв. Чужая власть и собственная беззащитность оказались на удивление… возбуждающими.