Чужестранец

Мирко не нужно было звать два раза, да и ночевать он собирался, как всегда, на сеновале. Оставив предусмотрительно поесть коту и спрятав остатки трапезы, они вышли на двор. Все уже спало, хотя ночь еще не облачилась в свой черный летящий плащ. Густая синева разливалась от восточного небосклона, а на западе еще тлела узкая розоватая полоска заката. Звезды на одной половине неба были уже яркие и крупные, как белоснежные перлы, а на другой – бледнели и тонули в последнем свете дня. Но зеленый остров не дожидался, пока ночь прикажет ему заснуть: недвижны были чеканные листы дуба, спал в своем растрепанном колючем гнезде верный спутник колдуна – старый ворон, давно угомонились на насестах куры. Усталые после непрестанных разговоров друг с другом и с ветром, спали кудрявые березы, клены и осины, впали в угрюмое забытье ели, смотрели свои легкие зеленые сны сосны. Склонился над водами папоротник, расслабленно опустив свой тонкий узорный лист – хорошо, что корни держали крепко, не давая ему свалиться в воду. Да и сама вода, пусть и бежала по-прежнему в гранитном, вековечными трудами проточенном желобе, теперь стала как жидкая слюда: вроде бы и двигалась, и стояла спокойно, отражая на одном и том же месте недвижные звезды. Кони сами нашли себе ночлег, да и немудрено это было сделать на крохотном островке. Они вдоволь наелись сладкой колдовской травы, попробовали свежего сена, повалялись в росе, испили из чистой Смолинки, а теперь улеглись тут же, подле сеновала. В назначенный час, после полуночи, они поднимутся, и являющаяся из тени и кромешной тьмы нечисть испугается громовых зверей и убежит, ибо в невидимом мире, где обитают призраки, им является истинно грозный, огненный облик этих верных животных. И коза уже спала в пристройке к овину: Мирко и Реклознатец прямо на руках отнесли ее туда, найдя задремавшей возле своего столбика. Лишь беспокойный Пори не думал смыкать глаз. Он лег у ног хозяина, когда

Мирко и колдун уселись на завалинке. Изредка пес открывал один глаз или поднимал острую морду, озираясь по сторонам и шумно двигая носом: все ли спокойно? Довольный воцарившимся порядком, он вновь клал голову на лапы и смотрел куда-то вдаль, видя нечто, одному ему известное. Спал ли этой загадочной ночью хозяйский кот или гулял где-нибудь, разыскивая мышиные или птичьи гнезда, доподлинно не известно. Ни одна звезда не пожелала ответить на этот вопрос, видно, кот тоже говорил со светилами и, более того, состоял с ними в тайном сговоре.

Долго ли просидели рядом молодой мякша и старый колдун-хиитола, беседуя о звездах, никто не считал, слишком уж увлекательным было это занятие. Колдун знал о небе безмерно, даже бездонно – как и само небо – много, но не все. Он слушал Мирко, когда тот осмеливался брать слово, с доброй, даже блаженной улыбкой, кивая в такт повествованию, как бы подтверждая: знаю, знаю, правду молвишь, и я такое слышал. Однако пару раз и у Мирко нашлось чем удивить старика. Когда же он повел речь о том, что ведают о звездах оленные люди, колдун и вовсе попросил сказывать не очень скоро и подробнее. Вот уже стал подбираться Мирко к цветку-звезде, что заключен внутрь небесной горы-стамухи, уже готов был заплясать огнисто и многоцветно Найнас-сполох, но, словно почуяв, что сейчас приспеет и очередь северной черной тени, Реклознатец положил руку на его плечо и сказал:

– Ладно, молодец, утомил я тебя, дабы прихоти своей старческой угодить. А ты ведь давно не спал толком. Хочешь – на сеновал полезай, а то в избу иди. Я тебя еще завтра дослушаю, а ныне не к спеху. Ночь все ж. Об остальном завтра. Крепкого сна тебе, Мирко Вилкович.

Зарываясь в сено, уже полусонный, мякша спросил:

– Дядя Реклознатец, а змей ты в сене не держишь, часом? А то у Виипуненов ужаки по сеновалу так и шныряют.

Колдун усмехнулся:

– Нет, мне не надо. Мне кота хватает, чтобы мышей ловить. Однако мой остров ни для какой твари не запретен. Спи, не бойся.

И Мирко, зарывшись в сено, погрузился в сновидения. Ему снились кудлатые облака, подсвеченные утренним солнцем, радуги, встающие над великими реками, скачущий по замшелым плоским камням ручей, весь в зарослях папоротника, заливные луга в незабудках и холмы в седой от инея траве, а еще никогда не виданные горы – огромные, из цельного камня, будто непомерно разросшийся валун, а на вершинах их белый-белый снег. Потом снег оказался уже вокруг Мирко, он летел и летел, холодный и мягкий. Мирко стоял где-то в незнакомой местности на росстани, среди мелколесья, а снег падал и падал, забивая все ложбины и промоины, и только замерзшая плотная лента дороги вилась к небосклону.

На сухой осине, выросшей как раз на росстани, восседал черный ворон и смотрел на него внимательным всезнающим оком. Было не холодно, но как-то зябко. Нет, не от воронова взгляда – от снега, к тому же еще и ветер стал подниматься. Правда, откуда-то снизу исходило тепло: оказалось, это Пори притулился рядышком, прижавшись к левой ноге хозяина…