Чужак в чужой стране

Назвал я ее так условно, но в самом этом соединении, казалось бы, несоединимого — ни грана иронии, тем паче кощунства. Новая религия, которую герой романа, воспитанный таинственными марсианами «космический Маугли», принес на Землю, вся построена на любви (и не платонически-христианской, а очень даже живой, некоей смеси древнего гедонизма и «миротворческого» секса хиппи). Однако и сама любовь поднята на уровень почти религиозного таинства.

Секс в романе доминирует. Может быть, это действительно первый значительный научно-фантастический роман о сексе. Но, как предостерегал в предисловии к своей «Лолите» Набоков, тех, кто немедленно ринется перелистывать страницы романа в поисках «клубнички», ждет жестокое разочарование. Роман — не об этом…

Дело даже не в том, что по части откровенности наше время далеко ушло от «раннехипповой» Америки (а уж если говорить о постперестроечной России, то вопиюще далеко даже в сравнении с Америкой сегодняшней!). И то, что шокировало массового читателя три десятилетия тому, сегодня вряд ли заставит порозоветь щеки школьниц-старшеклассниц. Главная идея — вот что, а вовсе не пресловутые «сцены» — остается революционной и сегодня (особенно в нынешней, напуганной СПИДом и стремительно возвращающейся в пуританскую «моногамию» Америке!).

Идея эта, почерпнутая из многих источников, среди коих не последнее место занимает богатая восточная эротическая традиция, заключается в смене акцентов. Любовь — какой бы смысл в это слово ни вкладывали — для героя романа означает не владение (обладание), а разделение счастья и наслаждения с другими. Не с выбранным — и социальными институтами современного мира закрепленным почти пожизненно — одним, а со всеми сразу. Вместо патриархальной семьи — коллективные гнезда, вместо подавленного ощущения греховности, стыда и комплексов — радость, открытость, естественность желаний.

Это не «коммунарская» любовь, когда все опять-таки принадлежат всем. Своеобразная философия героя романа Майкла Валентина Смита строится на ином принципе: каждый добровольно, по внутреннему позыву предлагает разделить счастье с каждым. И как гроканье (что это такое, вы, надеюсь, поймете… грокнете в процессе чтения!) фактически объединяет всех мыслящих существ в «братство разума», так и описанные в романе ритуалы «разделения воды» объединяют обитателей гнезд в единую Семью (которая предполагает и «единую плоть»).

Впрочем, разделять фазы этого Великого Объединения на «духовное» и «телесное» — значит мыслить еще очень по-человечески, по-современному. Для героя, взращенного древней марсианской цивилизацией, все изначально едино и неделимо…

Вот такая любовь.

Конечно, при желании можно увидеть (и увидели!) в романе проповедь вселенского свального греха — в качестве альтернативы «моральной» моногамной любви, принятой за нравственный эталон христианской цивилизацией. Но было б, как говорится, желание опошлить — а за святыми (и оттого обязательно чуточку наивными) идеями дело не станет. И весьма популярные, несмотря на их вздорность и откровенную сфабрикованность, «обвинения» Хайнлайну, что он-де прямо подтолкнул к чудовищному ритуальному убийству знаменитого Чарлза Мэнсона, верны в той же мере, что и похожие обвинения в адрес автора «Графа Монте-Кристо» (пропагандировал же, как пить дать, наркотики!).

Стоит задуматься, почему аморализм, извращения и сексуальное насилие так же часто, если не в большей степени, произрастают на обильно удобренной христианскими нравоучениями почве, что и на «дикой» целине язычества. Ведь не где-нибудь, а именно в западной цивилизации возникло уродливое (многие со мной не согласятся) явление феминизма — как естественная реакция на столь же уродливый имидж «мужественности», предполагающий ограничить женщину кухней и детской.

Между прочим, постоянно обвиняемый критиками (особенно критикессами) в «сексизме» и «мужском шовинизме», Хайнлайн во многих своих произведениях необычайно благородно, я бы даже сказал, уважительно-трепетно относится к слабому полу. Военно-морская выучка подсказывает ему, что «женщины и дети — первые», и он постоянно демонстрирует джентльменскую заботу о тех, кто не может себя сам защитить.

И если будущие читательницы самого «сексуально-распущенного» хайнлайновского романа смогут взглянуть на него без предубеждения и злобы на «мужиков-козлов», вряд ли в адрес автора и его героя прозвучат стандартные обвинения в агрессивности, безответственности, невнимании, стремлении сломать и подавить, эгоизме. Словом, стандартный набор, которым награждают представителей сильного пола воинствующие феминистки (и не без оснований…). Хотя ведь и Майкл Валентин Смит — мужчина не обычный. Бог, одним словом…

Впрочем, это точка зрения автора предисловия. Писатель же сознательно провоцирует читателя, вызывая споры, а порой и резкие возражения.