Чужак

Фляжка с порохом, небольшой мешочек для сферических пуль из мягкого свинца, и кисет сменных кремней лишь подтвердили мои опасения. Качество порохового оружия тут пока что разительно уступало колюще-режущим инструментам. Сам порох выглядел жуткой смесью нескольких оружейных сортов, и горел, я думаю, крайне загадочным образом. Хороший здешний лучник или арбалетчик наверняка выигрывали у любого стрелка в любом деле, кроме стрельбы по кирасе. Да и сам пистоль вызывал изрядные сомнения в доступности любому желающему. Тратиться на гравировку имеет смысл только для статусного оружия. Богато украшенные инструменты и столь же щедро гравированные щипцы для отлива пуль только укрепили меня в этой мысли.

— Куда же я всё-таки попал? — я вздохнул и снова взялся за монокуляр.

— Вадим! — Ирга оторвала меня от бессмысленного занятия. В нашей культурной программе намечались очередные похороны.

Торжественные похороны.

— Эй, подруга, — спросил я, когда увидел в руках Ирги нож. — Ты чего это задумала?

Она поманила меня к себе.

— Надеюсь, ты знаешь, зачем это всё делаешь, — идти не хотелось, но пришлось. Ирга тем временем отыскала среди разбросанных возле останков фургона пожитков широкую плоскую чашку и дала её мне в руки.

— Ну вот не твою же мать, а? — тоскливо протянул я.

Ирга вытянула руку и, не раздумывая, быстро провела ножом по запястью. Несколько больших капель упали на дно чашки. А затем, раньше, чем я опомнился, повторила то же самое уже со мной.

Нож оказался просто замечательный. Когда Ирга полоснула меня по левому запястью, я даже разреза не почувствовал. Но кровь потекла сразу же. А потом Ирга запела. От негромких звуков мне стало жутко. Мир вокруг словно затих. Остались только мы и песня.

Не знаю, сколько это длилось. Вряд ли долго. Когда песня закончилась, у нас был где-то стакан общей крови и два одинаковых розовых шрама на запястьях. Я ещё успел машинально отметить, что у Ирги этот шрам уже не первый, а затем она макнула пальцы в кровь и быстро провела ими по моему лицу.

На губах остался солоноватый привкус. Я повторил её жест, и, кажется, не ошибся. Продолжение нашей культурной программы озадачило меня ещё сильнее. Хорошо ещё, не пришлось кровь пить. Чашка в руках у Ирги сперва навела меня как раз на эти мысли.

Девушка завела новую песню, куда мрачнее предыдущей. Кровь из чашки она частью разбрызгала над распростёртыми телами, а частью пролила в зияющие провалы мёртвых ртов.

Я, конечно, слышал о всяких затейливых похоронных ритуалах, но этот вызвал у меня подлинную оторопь. До сего момента я ни разу не видел, чтобы кто-то мог заставить покойников действительно подняться.

Те, кого не держали сломанные ноги, ползли на коленях. В этот момент я понял, что не забуду этого зрелища никогда в жизни — сколько бы той жизни мне здесь не осталось.

Ирга шагнула к пленнику. Верёвки она распорола как гнилую бечёвку, и тем же ножом вырезала затейливый символ на лбу бессознательного тела. Едва она убрала нож, раненый пленник открыл глаза. Над пустошами раскатился наполненный ужасом крик. Ничего человеческого в нём уже не оставалось.

Проклятый ей пленник встал и судорожными рывками двинулся в ту же могилу, что и мёртвая семья минутой раньше. Он что-то кричал, умоляюще смотрел на меня и тут же принимался бессвязно ругаться, но шёл.

Вниз его буквально сдёрнули. Сразу несколько рук вцепились поистине мёртвой хваткой и потянули беспомощную жертву к себе.

Крики замолкли не сразу. Хруст и чавканье продолжались ещё дольше. Ирга всё это время стояла над могилой — и монотонно продолжала ту же песню. Я и понятия не имел, что можно столько времени тянуть настолько заунывные ноты — и ни разу не сбиться и не прерваться.

Не хотелось даже задумываться над тем, что будет, если она вдруг допустит какую-то ошибку. Но всё же, целую вечность спустя, закончилось и это.

Вокруг нас расстилалась полная тишина. Ни звука. В этой тишине голос Ирги прозвучал особенно громко, как и положено требованию или приказу. Требованию из тех, что вправе отдавать лишь сильный.

Ей не пришлось долго ждать ответа

Тихий голос прошелестел в ответ прямо из разрытой могилы. Нечеловеческий и пугающий, будто сама земля говорила с ней. Не просто говорил — предупреждала, устало и безнадёжно.

Ирга повторила своё требование, и её неведомая собеседница полностью капитулировала.

Земля вокруг словно вздохнула. Могила пришла в движение. Рыхлый грунт сам по себе закрыл растерзанные останки убийцы и его жертв.

Ирга шагнула ко мне и взяла меня за плечи. Я взглянул ей в глаза — и понял, что теряю сознание. Фиолетовые зрачки превратились в два омута, и меня стремительно затягивало прямиком в них. В какой-то момент я понял, что никакого меня больше нет.

Есть лишь…

Ирга Убил Троих, отчаявшаяся беглянка

Некогда мой отец в одиночку прикончил троих конокрадов. Ему для этого хватило ножа и дубинки. Мне от этого подвига досталось только имя. Как и полагалось хану, он хотел наследника — и поклялся отдать ему свой первый воинский подвиг ещё в те дни, когда и Мать-Земля не могла сказать, кто родится у его старшей жены.