Чужая жизнь

Он сидел, погруженный в себя, в свое состояние, но на голос женщины тут же отреагировал, вынул из кармана блистер с таблетками, выдавил одну на ладонь, рассмотрел с брезгливым любопытством, как я бы рассмотрел жука, и торопливо закинул таблетку в рот. Перед каждым из нас стояла бутылка с водой. Он отхлебнул из своей. Вытер ладонью мокрый рот.

Анна Игнатьевна тоже приняла таблетку. При этом лицо у нее было строгое и сосредоточенное. Затем она вынула из сумки очки в толстой черной оправе и насадила на узкий нос. Достала из сумки листочки, разгладила, распределила на три худосочные стопки. Одну подтолкнула через стол мне, другую – мужчине.

– Я читаю за Сафонову, – сказала мне. – Вы – за Алексея. Виктор, вы читаете ремарки и за человека с вальяжным голосом.

– Сцена номер один, – прочитал Виктор унылым, замороженным голосом.

Подъезд. Дверь отворяется. Входит Алексей. Отряхивается от снега. Стучит ботинками в пол. Идет к лифту. Уборщица Сафонова возит шваброй, во влажном кафельном полу криво отражаются электрические лампы. Завидев Алексея, она оставляет работу. Стоит и наблюдает за ним, опершись на швабру. Он подходит к лифту и нажимает кнопку вызова.

Сафонова. Что-то не видно жены вашей с сыночком.

Алексей. Они в отъезде.

Сафонова. В отпуске?

Алексей. У жены отпуск, у сына каникулы.

Сафонова. Хорошие они у вас. Сынок вежливый, всегда поздоровается. Отличник.

Алексей. Хорошист.

Сафонова. И супруга вежливая. Но строгая. Я ее Кристиной зову, про себя. Я всем жильцам прозвища придумала. И вам.

Алексей(несколько раздраженно). Замечательно.

Алексей с тоской смотрит на лифт. Кнопка никак не зажигается. Такое ощущение, что лифт сломался и застрял. В то же время слышны с верхних этажей гулкие голоса, смех, кашель. Алексей кажется человеком сдержанным. Но только потому так кажется, что он, как правило, отстранен от происходящего. Но если нет возможности отстраниться, уйти в себя, быть незаметным, не на виду, он раздражается почти мгновенно. Он продолжает быть вежливым, но очень краснеет, ему как будто жарко становится.

– Мне что, краснеть в этом месте? – спросил я.

– Как хотите, – ответила Анна Игнатьевна и перешла тут же к своей реплике.

Сафонова. Я вас зову Джеймс про себя.

Алексей. Почему? По аналогии с кем? С чем?

Сафонова. Вы как будто иностранец. Англичанин. Не похожи на наших. Можно, я и вслух буду вас звать Джеймс?

Алексей. Джеймс Бонд, если угодно.

Лифт наконец-то начинает гудеть, едет, и Алексей веселеет.

Сафонова. Джеймс Бонд вам не подходит. (Подумав.) Тогда я буду звать вас Николай.

Алексей. Чем вас Алексей не устраивает?

Сафонова. (задумчиво): Николай вам больше подходит.

Лифт отворяет двери. И из него с шумом вываливает толпа: несколько взрослых и детей. Собака. Алексей хочет войти в освободившийся лифт.

Сафонова. Погодите, я в лифте протру. Быстро, мгновение. Натоптали по-черному.

Она суется в лифт со шваброй. Нажимает кнопку задержки, двери застопориваются.

Сафонова. А у меня сын пропал.

Алексей с тоской смотрит, как долго она трет крохотный лифт; Сафонова явно тянет время, хочет задержать его возле себя, выговориться.

Алексей(с нарастающим едва сдерживаемым раздражением). В каком-то смысле я даже рад. Нет, мне жаль, и я думаю, он найдется скоро, ваш сын, но, прямо скажем, за стеной стало гораздо тише. Я всё никак не мог понять почему, теперь ясно. Ничего не имею против вашего сына, но музыку он слушает убойную, у меня сердце болит от этого грохота. И рюмки в горке звенят и дрожат. Землетрясение, а не музыка.

Сафонова (обиженно). Еще неизвестно, кто туда въедет, за стенку вашу. Еще такую музыку заведет, что о прежней как о райском пении вспоминать будете.

Алексей. Кто заведет? С какой стати?