Чужая жизнь

Ушла. Наверно, взглянуть на сына. Костя тоже поднялся и направился за ней неслышным своим шагом.

Дверь во вторую комнату была приоткрыта.

Он подошел. Заглянул. Полумрак, занавески задернуты. Аня склонилась над детской кроваткой. Того, кто в кроватке, не видно. Она выпрямилась, и он тихо отступил.

Аня вернулась на кухню. Он клал колбасу на хлеб, поднял голову, когда она вошла.

– Что у вас случилось в Новосибирске?

– Я там жил, а Саша приехал на практику.

– Да, я знаю, после второго курса.

– 1990 год. В магазинах ничего практически нет. Крупа, сахар, макароны – всё по талонам. На рынке чего-то покупали. Я в том же НИИ проходил практику, где Саша. Только он из Москвы приехал и жил в общаге, а я был новосибирцем и жил у себя дома, и я Сашу водил к себе обедать и ужинать, у нас с участка были свои соленья, варенья, картошка. Мы с ним подружились не только на почве этих обедов. Нам было интересно друг с другом, мы говорили о Джеймсе Бонде, о буддизме, о политике, о разных разностях, которыми тогда интересовались. О девушках, конечно. Мы и поссорились из-за девушки. Наверно, поэтому Саша не говорил вам обо мне. Хотя ничего такого и не было с его стороны. Она на него запала, как сейчас говорят, а я за ней уже второй год ухаживал безуспешно и взревновал. Подрались. Он уехал, мы не попрощались. Через неделю мне пришел денежный перевод. «За обеды». Я оскорбился, конечно, выслал обратно. Перевод вернулся – на имя матери, а мать у меня скуповата была и взяла деньги.

– И вы решили их вернуть? – усмехнулась Аня.

– И деньги сейчас другие, и не в деньгах дело. Столько лет прошло. Я просто впервые за эти годы в Москве оказался и захотел повидаться.

– С девушкой у вас сладилось?

– Я как-то поостыл к ней после той драки.

Зазвонил телефон, и Аня поспешно взяла трубку.

– Привет. Нет, спит. У меня гости. Прежний Сашин знакомый. Нет, ты не знаешь. Хорошо. Договорились.

Положила трубку.

– Это моя подруга.

«Галя?» – чуть не спросил Костя.

– Галя. Волнуется за меня.

– Спасибо вам за кофе, очень вкусный, я вообще люблю, когда в турке варят.

– Как Саша.

– А Саша какой был?

– Мне трудно ответить.

– Вам легко с ним было?

– По-разному. Он был очень неуверенный в себе человек.

Костя поразился.

– Вы так думаете? Серьезно?

– Не знаю, может быть, вы не заметили тогда или не поняли, или он другим был. Уж очень он любил во всем порядок, даже стулья должны были стоять на строго определенных местах, если увидит сдвинутый, обязательно вернет на место. Для него вещи в доме представляли единую систему, что-то вроде планетной системы. Ведь если какая-то планета сойдет со своей орбиты, случится катастрофа, система разрушится, начнется хаос.

– Он так и так начнется, в этом можно не сомневаться, закон энтропии.

– Саша этот закон всё время пытался обойти. Я тоже входила в его планетную систему, и у меня была своя орбита, которой я должна была держаться. Это было непросто, не всегда просто, но я старалась, иначе он терялся, становился даже беспомощным.

– Вы любили его?

– Наверно.

– А он вас? Как вы считаете?

– Думаю, я в его системе координат занимала важное место. Основополагающее, пожалуй. Для него вообще семья очень много значила. Своих родителей он практически не помнил, его тетушки воспитывали.

На прощание, уже в прихожей, она сказала:

– Спасибо, что вы меня о Саше расспросили. Я давно уже ни с кем не говорила о нем. На днях даже испугалась, что не помню, какого цвета у него были глаза. Бросилась фотографии смотреть.

«Да на тебя же сейчас и смотрят его глаза!»

– Всего доброго.

– Вы позволите зайти к вам еще раз, перед отъездом? Очень хочу вашего сына увидеть.

– Да, конечно. Созвонимся.

– Вы работаете?

– На следующий год пойду. Я физику преподаю.

Он знал, что она смотрит на него из окна, но не обернулся.

За пятнадцать минут до часа, то есть до обеденного перерыва, он уже был в «Му-Му». Взял чай с салатом и ждал, когда же придут. Они опаздывали, он нервничал.

В начале второго явились наконец Лара с Надей и заняли очередь. Он напряженно прислушивался к их болтовне. Они говорили пустяки, но эти пустяки казались ему важными, значащими.

Лара рассказывала о мальчике, с которым встречается его дочь.

– На вид ему лет двадцать, на самом деле пятнадцать, а внутренне он совсем еще ребенок. Манька вертит им. Я ей говорю, смотри, Манька…

Костя отлично помнил эту самую Маньку, ее приводили к ним на Новый год лет пять назад, она объелась сладкого и уснула прямо за столом. И Саша относил ее в маленькую комнату на кровать. Его руки помнили тяжесть ребенка.

Подошли остальные: Миша, Кирилл, Олег, Инна. И незнакомый какой-то паренек с ними.

Они сели за стол у подвального окна, за которым только ноги прохожих были видны. Костя ковырялся в салате. Он не слышал, о чем говорят бывшие его коллеги, он только наблюдал за их лицами, улыбками, жестами. Новенький паренек стеснялся и больше молчал и ел. Кирилл с Мишей что-то обсуждали, наклоняя друг к другу головы, наверняка футбольный матч. Надя закурила и засмотрелась в окно.