Чужая жизнь

– Любопытно, как сложилась судьба этого замечательного человека? – спросил невысокий. Это лишь казалось, что он всегда улыбается, лицо имело такой склад.

– Кажется, он уехал в Америку.

– И, зная это, вы вдруг решили, что столкнулись с ним на краю Москвы?

– Во-первых, он вполне мог приехать в Москву, с родными повидаться.

– У него здесь родные?

– Не знаю. Из любопытства мог приехать. По делам. Факт тот, что я вас принял за него тогдашнего, за него десятилетней давности. – Саша обращался к молчаливому человеку в зеркале. – Как если бы он совсем не постарел. На самом деле он наверняка сейчас так переменился, что я бы сорок минут сидел перед ним и не узнал.

– Почему сорок?

– Не знаю. Ну, сорок пять. Или неделю. Или год.

– Да, – согласился мужчина рядом с Сашей. – Люди меняются.

Некоторое время все в машине молчали, и Саша немного успокоился, неловкость прошла, он уже почти и не думал о своих пассажирах, заволновался об Ане, что она ела на обед, о предстоящих переговорах с директором подмосковного заводика.

Машина проезжала деревню. Саша подивился, как много яблок в этом году.

– Остановите, пожалуйста, – сказал вдруг сидящий рядом мужчина. Саша свернул к обочине.

Поблагодарили, вышли, дверцы закрыли аккуратно, мягко. Он поехал не сразу, посмотрел, как они переходят дорогу, идут по обочине, сворачивают к церкви.

За деревней шоссе расширилось, открылись взору осенние поля, небо с громадами летящих в нем туч. Через три километра Саша почувствовал себя плохо. Успел прижаться к обочине, затормозить. Потерял сознание.

Буквально через минуту возле него остановился потасканный «жигуленок». Из него выбрался человек лет пятидесяти.

Мотор Сашиной машины работал. Человек из «жигуленка» подошел и заглянул в опущенное стекло. Оглянулся, открыл дверцу и сел рядом с Сашей. Саша казался спящим. Человек достал мобильный.

В десятом часу вечера Аня заволновалась и позвонила Саше по служебному телефону. Неверным голосом Ане сказали, что с Сашей случилось несчастье.

На третий день его похоронили. Народу пришло много: и с работы, и соседи, и однокурсники, даже из школы несколько человек. Аня как будто не понимала, что происходит, зачем собрались эти люди, большинство из них она и знать не знала. Зачем она пришла к ним, сюда, на больничный двор? Почему они все стоят на промозглом ветру у низкого здания морга, почему так тихо переговариваются? Почему все стараются на нее не смотреть и все-таки смотрят? Зачем у всех и каждого цветы?

Открываются двери, и почему-то никто в них не идет. Аня смотрит в черный квадрат входа. Галка берет ее под руку и ведет первой в эти двери. В гробу кто-то чужой в Сашином новом костюме. Аня смотрит на него напряженно-вопросительно. Башмаки новые, ни разу еще Сашей не надетые, а шнурки завязаны так, как Саша никогда не завязывал. Ане хочется перевязать шнурки. И она даже наклоняется к гробу. Но оттуда пахнет холодом. Галя берет ее под локоть и отступает с ней чуть в сторону.

В разгар поминок Галя увела ее из-за стола. Уложила в маленькой комнате, плотно закрыла дверь. Но и через дверь слышались голоса. Чей-то совсем ясно:

– Наверняка и раньше сердце прихватывало, да он молчал, чтоб жену не волновать и всё такое.

– Уработался, – ответил кто-то пожилой.

Аня лежала на спине с широко открытыми глазами. Галя включила настольную лампу и погасила верхний свет.

– Усни, – сказала, – отпусти себя, о ребенке подумай.

И Аня заплакала наконец.

Саша пришел в себя в маленькой, вроде чулана, комнате. Через крохотное окошко виднелись заиндевелые ветки. Оконце закрывалось неплотно, и оттуда тянуло морозцем, но дощатая стена за спиной отдавала тепло. Угол темного потолка был заткан серой паутиной. С витого шнура свисала лампочка. Саша приподнялся, но голова закружилась, и он опустил ее на подушку.

На столике под оконцем стоял пузырек с каким-то лекарством. Саша чувствовал его горький запах. За стеной кто-то прошел, закашлялся. Из досок сбитая дверь отворилась, и появился человек из «жигуленка», Саше – незнакомый.

Незнакомец вытащил из-под стола табурет. Сел у Сашиного изголовья, подвернул обтрепанные рукава свитера, от которого пахло печкой. Щетина серебрилась на обветренном лице.

– Где я? – и себе едва слышно произнес Саша.

– Сейчас я вас бульоном напою, – сказал незнакомец, – как раз сварился. Чтобы у вас силы были для разговоров. – И кашлянул в кулак.

– Мне домой надо позвонить.

– Конечно.

После бульона Саша уснул. Проснулся ночью. За оконцем холодный ветер трепал деревце. Фонарный свет пробивался, налипший на стекло снег казался черным. Тени метались по стене. Саша не сразу догадался, что тени от веток. Он сполз пониже под теплое одеяло и вновь уснул.

Наутро незнакомец накормил его манной младенческой кашей и дал выпить чаю.

– Вы помните, что с вами произошло? – спросил он.

– Мне стало плохо в машине.

– Вы один ехали?

– Да.

– Вы уверены?

– Со мной были пассажиры, но они уже вышли.

– Ваши знакомые?

– Нет. В том-то и дело, что нет.