Чужая жизнь

Гонимые быстролетным временем, пришельцы спешили прежде чем исчезнуть навсегда раствориться во вселенной, продолжить свой род. Инстинкт размножения был силен и неукротим. Чужая любовь била своим многообразием и причудливостью нам в глаза. Как молния, налетал самец на самку, гонимый яростным инстинктом. Время не останавливало свой бег, и надо было спешить.

Однажды мы набрели на гнездо, где самка высиживала яйца. Мы прошли осторожно, провожаемые яростно раскрытым зубатым клювом и злобно горящими глазами. Угрожающий крик, подобный стуку трещотки в соединении с воем сирены, гнался за нами, осатанело подстегивая своей яростной, незнакомой враждебностью. На обратном пути мы заглянули в гнездо — прошло не более пяти минут. Нас встретила дюжина вполне оперившихся птенцов. Жадные рты уже чуяли пищу. Внизу, под гнездом валялась куча полуразвалившихся костей. Пройдет еще немного времени, — два-три часа, — и кости этих птенцов будут рассыпаться, а на их месте окажется сотня новых жадных ртов.

В гнезде самка высиживала яйца. Через пять минут нас встретила дюжина вполне оперившихся птенцов. Жадные рты уже чуяли пищу. Внизу валялась куча костей…

В другой раз мы нашли пару яиц в выстланном мохом углублении, под кустом. Мы принесли их в хижину и я положил одно из них на теплую золу возле очага. Через несколько минут желтое крылатое создание, осатанело крича, носилось по хижине. Оно было голодно и требовало пищи. Я бросал ему куска мяса — большие куски. Оно глотало и росло на наших глазах. Такого аппетита я никогда не встречал. Оно ело, ело без конца. К средине дня оно наполнило всю хижину яростным хлопаньем крыльев и дикими воплями: похожими на пронзительные человеческие рыданья. Чили-Лиму бросал ему живых поросят, и оно на наших глазах терзало их. Скоро смерть сразила его. К закату кости совершенно распались, словно побывав в адской огне. Утром, на другой день, я не мог обнаружить ни малейших следов нашего питомца.

Так текла эта жизнь, быстрая, жадная, цепкая. Под сводами зеленого храма, в чаду разложения, роились тела живущих. Жизнь не шла, а бешено неслась вперед. Быстрокрылое время безжалостно подхлестывало ее. Голод, любовь и смерть властно и беспредельно руководили ею.

ПОЧЕМУ?

— Это чудесно!… Но все-таки я никак не пойму…

— Что вам непонятно? — вскинул невидящие, далекие глаза Бocc.

— Да вот эта быстрота превращений…

— Ах, ну так это же…

— Вы великолепно нарисовали картину эволюции живых существ… Но как это целые эры могли сузиться до каких-нибудь двух с лишним десятков лет?… — Венслей так разгорячился, что не замечал безуспешных попыток Босса что-то выговорить. Во всей его фигуре был скрытый протест, хотя природная корректность не позволяла ему быть слишком резким.

— Зародыш был занесен с астероида, неизмеримо малого по сравнению с Землей, — тихо, размеренно начал Босс.

— Это вполне возможно… Но что же…

— Вы забыли одно из положений теории относительности, — вдруг поспешил Босс.

— Одно из положе… ний… Какое же? какое?… — в напряженном раздумье повторил Венслей.

— О скорости жизненных процессов…

— Ах, вот что!… Чем больше масса планеты, на которой развивается жизнь, тем медленнее происходят жизненные процессы. — Судорогой исказила догадка лицо Венслея. Мгновенно радостное, удовлетворенное сияние стерло ее. Он снова был спокоен. Он снова лениво откинулся на мягкую спинку купэ.

— Да, да… Вы видите, что все эти чудесные события в моей вилле в Гонолулу и в дебрях неведомого острова…

— …Прекрасное подтверждение этого положения!… — быстро докончил Венслей его медленную речь. Босс утвердительно качнул седыми прядями.

— Этот принцип сразу вспомнился мне, когда я извлек из недров джэксонвилльского болида живой организм. Но я тогда же понял, что развитие живых существ этого родоначальника, дробление их на разновидности и виды, в общем вся сложная и многообразная цепь эволюции будет итти медленным, истинно земным путем, если только… — Он замолчал с полуоткрытым ртом, словно подыскивая подходящие слова.

Нетерпение всползало на лицо Венслея. — Что, если только?… Продолжайте, мистер Босс! — хотел он уже сказать просяще.

— …Если только не будет убита приспособляемость ко времени, — закончил Бocc.

— Ну, это для меня непонятно… — слегка шутливо сказал Венслей. — Впервые слышу такой термин…

— Я разъясню… Вы помните мой доклад «О дифференциации приспособительных функций хромозом»?

— Очень смутно… Впрочем, вспоминаю. Это тогда, если не ошибаюсь, почти вся биологическая коллегия отнеслась весьма недружелюбно к вашей точке зрения? Но этому, вероятно, уже лет тридцать?…