Чувствуй себя как дома

У меня не появится очередной пробел в памяти. Я не буду гоняться за случившимся, как сейчас — за родным домом. Зато смогу написать бестселлер, когда все вспомню.

К черту тайны.

Нам будет спокойнее друг без друга. И Виталине Семеновне — тоже.

Десять лет назад Ритина мама стала моей. Это единственное, что нас объединяет. Отца я не видела. «Родители давным-давно разбежались», — объяснила Рита, когда я только-только к ним переехала.

— Занятия… — Сестра закусывает губу. — Почему ты забросила йогу? Тебе полезно…

После пропажи моей мамы Виталина Семеновна вызвала полицию. Те долго рыскали по лесу, возле которого меня нашли, а потом вернулись с неутешительной новостью. Тора Рэу упала со скалы. Ее обглодали местные волки.

А я… Я выбралась на трассу. Добрый дальнобойщик притормозил, заметив малютку на дороге. Я молчала и дулась неизвестно на кого — на мужчину или на весь мир. Он взял меня с собой, каким-то чудом выпытал адрес родственников, и уже ночью надо мной хлопотала Виталина Семеновна.

Эту историю я миллион раз слышала от Риты. Сама же — как ластиком все стерла. Залепила изолентой. Заглушила любимой песней чужака в сапогах. Спрятала под кроватью.

Моя мама оставила меня, чтобы спрыгнуть со скалы. Волки, должно быть, обрадовались.

— Я еду в поселок.

Мне нужно испугаться, чтобы почувствовать. До крови на зубах. До осипшего голоса и легких-камней. Вскрыть себя и изучить изнутри.

Рита бросает взгляд на часы и в ужасе подпрыгивает.

— Ну что, сестренка, мне пора. Хорошего отдыха. — Она обнимает меня, как обнимают, прощаясь насовсем. — Ань, а что, если… книги этого не стоят?

Я отстраняюсь и качаю головой. Снова. Снова. Снова.

— Поняла. Звони, если что. Хотя бы ради мамы.

Тик-так. Часы в кухне спешат. Те — опаздывали. Возможно, из-за них опоздала и я.

Возможно, из-за них опоздала и мама.

* * *

Я в автобусе. Впереди плещется море. Поселок застрял между скалами, как между разрушающимися зубами.

Он был моим домом.

Он был моим.

Он был.

Да и я — вряд ли есть. Я тоже была.

От города до поселка — полчаса езды. Мало, да. Но для меня — вечность. Я собиралась сюда десять лет.

За окном плывут скалы, хижины, тонущие в земле, как в болоте, покореженные деревья, засохшие, стремящиеся вниз, а не к небу. Инвалиды вчерашнего дня. Это похоже на воспроизведение старого фильма, незаслуженно забытого. Он лежал в пыли ящика полвека, а сейчас его откопали.

Он оживает заново.

Еще чуть-чуть — и я нажму на «play». Еще чуть-чуть — и я начнусь.

Надоело жить на паузе.

Я видела эти скалы. Людей с загаром на шее и ниже плеч. Коров на пастбищах. Обветшалые дома, которые латают, точно любимые платья. Ржавую арку, заглатывающую жителей поселка и жующую их из года в год.

Здесь два пути — принимать туристов и лелеять молодые ростки огурцов, но моя мама нашла третий — среди сосен и скал, потерянный, заросший.

Здравствуй, поселок. Расскажи обо мне. Испугай. Тогда я сумею быть настоящей в книгах. Я мечтаю осветить темные углы. У тебя хорошие фонари. Ты… одолжишь их?

Я выпрыгиваю из автобуса и достаю чемодан. Колесики тонут в грязи. Я старалась не брать много вещей, поэтому поднимаю чемодан почти без усилий.

Пыхнув на прощание, автобус исчезает в утреннем тумане. Грязно-белый, в желтую полоску, он ждал полвека вместе с фильмом.

Я щурюсь. На часах без десяти семь. Малолюдно. Лишь несколько человек копошатся на огородах. Здесь нет муралов. Хижины разрисованы плесенью с мхом, но эти стены ничем не уступают городским. На ближней, возле арки, — летучая мышь, не иначе. На той, что за ней, — черные цветы.

А вот и рисунок-монстр. Он пялится на меня желтенькими глазами-цветочками. Шею сжимает лоза винограда. Его кто-то решил повесить. Или он сам?

Этот дом выше остальных — здесь четыре этажа. Левую сторону подлатали, утеплили и закрасили, а правая — разлагается.

Дом — наполовину труп.

К дощаному забору прибита табличка: «Есть свободные номера».

Значит, база отдыха. Через приоткрытую калитку я вижу заасфальтированную тропку. Сквозь трещины пробивается трава, чуть поодаль притаилась беседка. Все ждут чего-то, даже декоративный гном на пне.

— Можно войти? — выкрикиваю я, но тут же прикусываю язык. Слишком рано.

Из-за прогнивших крыш выглядывает море. Оно дышит на поселок. Шумит. Кажется, мы с ним общались, изучали язык друг друга.

Я уже думаю брести на пляж, как вдруг со стороны настенного монстра раздается стук. В окнах — никого, занавески задернуты.

Где-то лает собака.

Т-с-с, я своя.

Своя.

По крайней мере, была своей.

— Помоги, — шепчет кто-то.

В тишине утра голос звучит неестественно. Словно я попала в театр одного актера и за моей спиной сейчас взорвутся аплодисменты.

Но аплодирует только море.

— Кто здесь?

Из беседки выходит кто-то маленький, одетый в длинную белую рубаху. На голове — бумажный пакет с прорезями для глаз. Мальчик?..

— Помоги, — повторяет он.

Ему не больше десяти. Прямо как я тогда. Жаль, что на моем пути не встретилась сумасшедшая писательница с частичными пробелами в памяти. Уж она бы меня спасла.

— Что-то случилось?