Чумные псы

В следующий момент он от неожиданности отпрыгнул назад и даже тявкнул, потому что тот, кто им ответил, говорил хотя и на собачьем языке, но с очень странным акцентом. Надоеда едва понимал сказанное, но сомнений не было: незнакомец состоял с ним и с Рауфом в некотором родстве.

— Что толку тебе в моей смерти, приятель? Ты сам навряд ли увидишь послезавтрашний рассвет.

Вкрадчивый тон говорившего мешался с угрозой. Казалось, неведомый зверь еще не решил для себя, что ему делать — драться, удирать или брать хитростью. Кажется, он склонялся к последнему варианту, а насмешку подпустил, добавляя веса своим словам.

— Кто ты? — требовательно спросил Рауф. Надоеда, впрочем, явственно ощущал его нерешительность и гадал, чувствует ли ее незнакомец. — Ты собака?

— Ну да. А то как же. Собака. Сзади!!!

Это был крик отчаянного предостережения. Надоеда крутанулся на месте — и понял, что его надули. В следующий миг в него со всего маху врезался Рауф, пытавшийся отрезать незнакомцу путь наружу. Это ему, в общем, удалось, оба лаяли и кусались, но, когда к схватке подоспел Надоеда, чужак уже отскочил обратно в тоннель.

— Ни с места, говорю! — грозно повторил Рауф. — И не пробуй бежать — догоню и шею сломаю!

— Да куда уж мне бежать, старина, — отозвался зверь все с тем же странным акцентом. — Ну что нам делить-то с тобой? Ты да я, да мы с тобой…

От этого голоса у Надоеды кровь все быстрее бежала по жилам, неприятие в нем мешалось с приязнью. Голос у существа был подобострастный и хитрый — голос воришки, лжеца, бесхозного бродяги, черствого, бездушного, не внушающего доверия. А еще в нем звучали язвительный юмор, смелость, ум и полное отсутствие жалости — в том числе и к себе самому. Все это властно взывало к покалеченному разуму Надоеды. Он зачарованно вслушивался в наступившую тишину, надеясь, что голос зазвучит вновь.

И дождался.

— На третий день от сегодняшнего вы умрете. Оба. Истечете кровью и сдохнете. — Голос не говорил, а словно заклинание выпевал. — Кровь на землю капы-капы, и уже не встать на лапы, и вороны тут как тут, ваши глазки расклюют…

Надоеда, к собственному изумлению, ответил мигом, не думая:

— Небо распахнулось, знаешь ли! Была гроза, и ударила молния, и попала мне прямо в темечко. А перед тем все было черное с белым… В смысле, дорога была черная и белая, и появился грузовик, и человек-пахнущий-табаком подпалил мою голову. А я лаю и скачу, кинь мне сахар — проглочу!

Он запрокинул голову и гавкнул.

— Помолчал бы, — сказал Рауф.

— Да неужели? — проговорил голос, обращаясь к Надоеде. — Ну, бывает. Вы со мной лучше повежливее, и я, может, правильную дорожку вам укажу. А то, понимаешь, всего-то клок серой шерсти, а они — бах, бух…

— Точно, — подтвердил Надоеда. — Ты же все понимаешь, так? Я пойду с тобой, только покажи куда!

И он понемногу двинулся в темноту, ориентируясь на голос.

— Ух ты, а тебя здорово попортили, — раздался тот где-то совсем рядом. — Кто это тебе котелок так раскроил? Та молния?

— Белые халаты, — ответил терьер.

Запах сплошь окутал его, а боль в голове исчезла. Он и голос просто плыли, изящно и легко, в направлении мерцавшего звездами выхода.

Надоеда не сообразил, что Рауф вновь сшиб его с ног, до тех пор пока не услышал, как странный зверь снова отбежал в глубь тоннеля. Потом до него дошло, что Рауф был зол настолько, что ляпни он что-нибудь лишнее — и старый друг его бы как следует оттрепал. Надоеда замер, прижимаясь к камням, и тихо сказал:

— Рауф, нет смысла его убивать, кем бы он ни оказался. Он станет сопротивляться, а это лишняя возня…

— Ты чуть не проспал все на свете, — проворчал Рауф. — Не перехвати я его, он удрал бы с той овечьей ногой, которую ты принес!

— Он говорит, что он собака. Если бы твоя тень умела петь…

— Плевать мне на то, что он там говорит. Он ворюга! И сейчас он об этом пожалеет!

— Да ладно вам, — сказали из тьмы. — Лучше сами подумайте. Будем жить дружно, будет и ужин. Пойдете со мной, всем хорошо будет. А нет — помрете скоро, как я и говорю…

— Помрем? — спросил Надоеда.

— Да, помрете, боже мой, и не спорьте вы со мной. В перебранке толку нет, где-то там нас ждет обед…

— Почему мы должны умереть?

— Тот, кто скачет по холмам, поднимая шум и гам, кто на зуб берет овец, встретит скоро свой конец… — пропели из мрака. — Да еще ты тут с этой дурацкой нашлепкой на голове! Будешь так разгуливать, чего доброго и меня убьют… Надо тихо пробираться, на глаза не попадаться, кто шумит, поскольку глуп, тот в итоге — дохлый труп!

— Ты вообще-то к чему клонишь? — спросил Надоеда. Ему становилось все интереснее, поскольку он, в отличие от Рауфа, до некоторой степени понимал речь этого существа.

— Мы станем охотиться. Я научу вас правильно убивать. Мы будем выходить голодными, а возвращаться с полным брюхом, вот как. По горам и по долам, по заросшим по углам, вы с меня пример берите, вот и будет пузо сыто.

Его речь снова обрела завораживающий, коварный, гипнотический ритм. Надоеда насторожил уши и расширил ноздри, внюхиваясь во тьму.

— Слушай, Рауф, слушай его!