Чумные псы

— Он вас для начала свинцом нашпигует, — сказал Лентяй и быстрым движением схватил мотылька, взвившегося из травы. — Это я вам обещаю!

— У него ружья нет, — заметил Надоеда.

— Представь себе, есть, — ответил первый пес. — Если будешь тут околачиваться, скоро сам убедишься. Помнишь, Лентяй, как прошлым летом хозяин застрелил негодную шавку, гонявшуюся за овцами?

— Точно, было дело… — Лентяй хотел было предаться приятным воспоминаниям, но тут снизу, из-под обрыва, донеслись вопли потерявшего терпение пастуха:

— Дон, лежать! Дон, лежать! Лентяй, ко мне! Лентяй, ко мне! Ко мне!..

— Просто катитесь подальше отсюда, вот и все, — сказал второй пес. — Подальше и побыстрей!

И он умчался исполнять дальнейшие приказания пастуха. Первый пес, Дон, напряженно замер в траве, вывалив наружу язык и вытянув передние лапы. Ни Надоеду, ни Рауфа он больше не удостаивал ни малейшим вниманием.

— Дон, вперед! Дон, вперед! — внезапно долетело снизу, и пес, мгновенно вскочив, гавкнул и черно-белой стрелой унесся по склону, чтобы, забежав сверху, развернуть в нужном направлении двух овец, которых гнал Лентяй.

Надоеда и Рауф переглянулись.

— Ты впредь смотри повнимательнее, — с горечью проговорил Рауф. — А то будет дело…

— Не смешно! — Фокстерьер выглядел очень расстроенным. — Нет, я правда не понимаю. Мы же делали то же самое, что и они…

— Они просто не захотели, чтобы мы были у их человека. Приревновали, так это называется.

— Может быть, — понуро согласился Надоеда. — Помню одного кота, который любил прятаться за дверью. Пш-ш, пш-ш, царап-царап — и деру. Вот и они… Хотя нет, они… глянь, облака в небе, а на дереве листья, и можно полаять, когда ключ поворачивается в двери… И они точно были у себя дома, правда ведь? Носом чую… И ни один белый халат их пальцем не тронет. Вот… Ну, а нам-то с тобой, Рауф, что делать, а?

— Для начала — валить подальше отсюда, — сказал большой пес. — А то вернутся еще, и тогда нам несдобровать… Мать моя сука, смотри — человек идет!

И правда, человек с посохом обошел скалистый обрыв и молча, торопливо шагал прямо к ним. Уже можно было рассмотреть зубы у него во рту, уловить мясной запах его пота и дух от пропахших хлевом ботинок. Псы невольно попятились, забираясь выше по склону, но тут человек повернулся и пропал из виду. Должно быть, его вполне удовлетворило зрелище их поспешного бегства; оставлять на попечение овчарок с таким трудом собранное стадо ради каких-то двух бродячих псов — еще не хватало!

Время шло. Надоеда и Рауф забирались все выше в холмы. Ветер стих окончательно, а вершины вдали затянуло невесть откуда взявшимся туманом. Все вокруг словно отражало их одиночество и растерянность. Теперь они просто брели без какой-либо определенной цели — молча, все вверх и вперед, понятия не имея, куда и зачем… Псы плелись бок о бок, повесив головы и хвосты, и даже не обращали внимания, когда какое-нибудь животное — кролик или крыса, — вспугнутое их приближением, удирало во мглу.

Постепенно трава сделалась реже, а потом и вовсе исчезла. Они оказались на бесплодном каменистом пространстве, где царствовали голые осыпи и высокие скалы. Туман вился клубами и становился все плотнее, по мере того как они поднимались. Пахло сыростью, мокрыми лишайниками на валунах, издохшей где-то овцой… и — совсем слабо — соленой морской водой. Сами того не зная, наши герои поднимались на Леверс-Хаус — почти отвесную перемычку между Брим-Феллом и Свиррэлом высотой две тысячи триста футов. Это было дикое, угрюмое и безжизненное место, как, впрочем, многие места в Озерном крае. Между тем дело шло к ночи, а нигде поблизости по-прежнему не было ни еды, ни гостеприимного крова…

— Я себя чувствую точно яблоня осенью, — вдруг сказал Надоеда. — Яблоки червивые с веток валятся… А потом, знаешь, и листья опадают. Так что чем скорее ты меня бросишь, тем легче тебе будет…

— Я тебя не брошу.

— Я сегодня много чего пробовал, и все мимо. Это совсем не тот мир, где я жил, пока меня не продали белым халатам. Все изменилось… Я даже думаю — может, это я сам его изменил? Может, я ненормальный даже тогда, когда сам этого не чувствую? Но откуда взялся весь этот дым? Уж точно не из моей головы.

— Это не дым. Нигде ничего не горит. Принюхайся! А белые халаты — сами они сумасшедшие, вот что. Для этого они тебя и порезали. Чтобы ты спятил, как они.

Туман, сквозь который они пробирались, был очень плотным, а склон — очень крутым. Лужицы воды, собравшиеся на скалах, уже покрывал хрупкий ледок. Надоеда чувствовал, как под его лапами лопаются и исчезают тончайшие льдинки.

— Есть хочешь? — спросил он приятеля.

— Лапы себе отгрызть готов, — проворчал Рауф. — В это время нас уже покормили бы, так?

— Ну да. Если бы сегодня ты опять выжил в железной воде. Ты, помнится, говорил, что они собирались в конце концов тебя утопить…

Круча неожиданно кончилась. Здесь, на высоте, ощущался даже легкий ветерок. Туман заструился и потек мимо псов, создавая иллюзию движения, даже когда они стояли на месте. Вымокшие, усталые и отчаянно продрогшие, они улеглись наземь, понятия не имея, как быть дальше.