Читаем Чумазое Средневековье. Мифы и легенды о гигиене полностью

Впрочем, и здесь возможны два практических метода. Один – удлинить медицинский пессарий: представьте себе маленький льняной мешочек, наполненный теми или иными абсорбирующими материалами; правда, в этом случае мешочек может порваться, и выйдет довольно неприятно. Другой вариант – полоска льняной ткани, туго скрученная в цилиндр. Сама по себе форма исторически подтверждена – она присутствует среди разнообразных повязок, пластырей и тканевых подкладок, которыми пользовались медики. Пародийная героическая поэма Джона Тейлора «Во славу чистого льна» (1630) рассказывает нам о судьбе изношенных рубашек, простыней и платков:

Утратят форму или истончатся —Пойдут тогда на корпию хирургу,На скрутку, на подкладку иль на пластырь,Лечить чтоб раны с головы до пят.

Автор, конечно, не упоминает менструации как таковые, но использование скрученной старой, поношенной и, соответственно, весьма хорошо впитывающей ткани для остановки кровотечения говорит о многом. Такая скрутка весьма напоминает современные тампоны и доставляет намного меньше трудностей, чем пессарий. Небольшую полоску льна отстирать гораздо проще, чем прокладку или мешочек. Как настоящий экспериментатор, я попробовала все три метода на себе и хочу сказать, что скрученная полоска льна – лучший из всех. Лучше держится, удобнее, да и гораздо легче не испачкаться».

<p>Экзотические эксперты</p>

Возвращаясь к средневековой медицинской и косметологической литературе, хочу остановиться вот на какой детали. Несмотря на то, что, как я уже писала выше, иногда средневековые трактаты ссылались на различных авторитетных авторов, чаще всего это делалось лишь для того, чтобы придать своему тексту больший вес. Ни о каком авторском праве тогда и слыхом не слыхивали, компилировали из всех доступных трудов, не стесняясь, и большая часть научных и околонаучных трудов была пересказом пересказа чужих работ. В принципе, это до сих пор так – компиляцией, аналитикой и систематизацией чужих изысканий является достаточно большая часть научных работ и почти вся научно-популярная литература. В этом нет ничего плохого, это в некотором роде разделение труда – кто-то занимается практической работой, кто-то изучает эту практику, делает на ее основе выводы и строит теории, а кто-то систематизирует результаты и рассказывает их доступным языком широким слоям читателей.

Но в наше время каждый в этой цепочке обязан сообщать, откуда он взял материалы, и ссылаться на все использованные работы. Причем дело не только в авторских правах, но и в том, что так при желании можно проследить всю цепочку исследования и удостовериться, что автор не выдумал какие-то факты, а на самом деле имеет основания считать их верными.

В Средние века этого не было. Автор любого научного или художественного произведения мог свободно приписать все заслуги только себе, и рассказывать о том, откуда взята информация, или нет, было личным делом каждого. Но все-таки в научных работах по философии, богословию, математике и, конечно, медицине очень многие авторы предпочитали ссылаться на своих предшественников. Средневековое общество было очень консервативным, к заявкам на что-то новое, на какие-то открытия, относились достаточно подозрительно. Куда лучше воспринималась опора на опыт, традиции, авторитеты, на то, что это уже давно и успешно делали предки. В общем, все те же, знакомые нам и сейчас понятия: традиции, скрепы и заветы дедов и прадедов.

Поэтому если автор медицинского труда ссылается на Галена или на Тротулу, это прежде всего говорит о том, что Гален и Тротула пользовались авторитетом в те времена, когда был написан этот труд. Являлись ли их работы на самом деле источником для него или автор просто решил подкрепить свои утверждения громким именем, не всегда можно определить, но все же в основном им можно верить – поскольку труды самых знаменитых ученых были слишком хорошо известны, и поймать ссылающегося на них автора на лжи современникам было не очень трудно.

В тех случаях, когда автор не мог сослаться на кого-то из столпов средневековой или античной медицины, ему приходилось отыскивать какие-то другие авторитеты, которые могли придать вес его работе. В трудах по косметологии и женскому здоровью в основном использовались два пути. В первом случае авторы опирались как бы на коллективный опыт – писали, что «есть женщины, которые делают вот так», а затем приводили конкретные рецепты, объясняющие, как сделать определенную мазь, припарку, масло или воду, которые нужно нанести на поверхность тела или волос для достижения желаемого эффекта. Во втором случае авторы ссылались на каких-то лиц, которые пусть и не были сами знамениты, но могли являться экспертами в силу неких традиций.

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология