Читаем Чумазое Средневековье. Мифы и легенды о гигиене полностью

Вторая группа врачей считала, что сама по себе менструальная кровь «не может быть «ядовитой», но «вредна лишь в изобилии», то есть когда ее слишком много или слишком мало». Они основывали свое мнение на том, что «господствующая медицинская теория утверждала, что во время беременности та же самая менструальная кровь перестает вытекать из организма, потому что она требуется для выкармливания ребенка через пуповину». «Считалось, что источником крови в человеческом теле является печень, – пишет Клод Томассе в «Природе женщин». – Как только внутри плода формировалась печень, по вене, соединявшей его с материнским организмом, начинала поступать менструальная кровь, а, значит, питание, и так вплоть до момента родов. Появившись на свет, дитя питалось материнским молоком, которое было не чем иным, как измененной менструальной кровью: так обеспечивался щадящий переход от одного вида пищи к другому».

Звучит дико, но и такой подход был большим шагом вперед, потому что в Средние века женскую репродуктивную систему обсуждали чуть ли не через силу. Как красноречиво жаловался Августин Блаженный: «Мы рождаемся между мочой и калом» – и действительно, эта мысль причиняла некоторым богословам настоящую моральную травму. Даже более-менее ученые труды, как пишет Харкнелл, «доносили среди прочего до читателя мнения о том, что от менструальной крови бронзовые предметы чернеют, гибнут посевы, а животные впадают в бешенство. Или о том, что во время менструации женщина способна передать свой проблемный темперамент невинному мужчине одним злым, косым взглядом, похожим на взгляд ведьмы. В латинском тексте XIII века, “De secretis mulierum”, «О женских выделениях», первоначально предназначенном для наставления клириков относительно появления на свет детей, но быстро приобретшем известность как убедительное философское обоснования мизогинии, даже предполагается, что «если взять волосы женщины, когда у нее менструация, и зимой посадить их в плодородную унавоженную землю, то потом весной или летом, когда их согреет тепло солнца, от них произрастет длинная толстая змея»».

Так что, с одной стороны, врачи вроде бы понимали, что эту тему надо изучать, потому что от этого зависит продолжение рода человеческого. Но воспитание и вся общественная мораль были резко против, тем более что месячным уже было дано объяснение с религиозной точки зрения, следовательно, не было нужды лишний раз «пачкаться» об эту тему.

<p>Грехи Евы</p>

Я уже писала о том, каким было официальное отношение к женщине и какую роль в этом антифеминистском настрое средневекового общества играла Ева. В этом контексте объясняли и менструацию. Женщина – слабое низкое создание, порочное по своей натуре, а менструальная кровь – это изливающаяся из нее грязь. Мужчина несравнимо выше и чище, поэтому из него грязь не льется.

Отсюда и нежелание обсуждать эту тему. Месячные рассматривались как некая позорная болезнь, о которой стыдно говорить. «Больные» женщины должны были сами как-то с ней справляться (благо она не заразная), скрывать ее от окружающих и не обсуждать при мужчинах. Хотя смотря до какой степени не заразная – некоторые «специалисты» утверждали, что дыхание женщины во время менструации может заставить загноиться рану, равно как и дыхание врача, недавно переспавшего с женщиной во время менструации. Так утверждал известный хирург из Ноттингемшира Джон Ардерн. Нетрудно догадаться, что так он по-видимому объяснял, почему загноилась рана у его пациента. Не от грязных же инструментов, а конечно от миазмов.

С беременностью дело обстояло лишь немногим лучше. Конечно, продолжение рода было слишком важным делом, чтобы его можно было полностью пустить на самотек, поэтому вопросы деторождения и связанные с ним физиологические подробности обсуждались чаще, чем менструация. Но и тут господствовала тема воздаяния женщинам за грех Евы – боль и опасность деторождения были «заслуженным Божьим наказанием», которое надо было претерпевать со смирением и благодарностью. С болью нужно было смиряться как с «милостью», которая позволяла женщине приблизиться к благословенному состоянию. Молитвы, рекомендуемые для женщин в родильных комнатах, часто включали в себя фразы, благодарящие Бога и принимающие мучения как «справедливую награду за мои многочисленные грехи».

Неудивительно, что вопросы, связанные с акушерством и гинекологией, все Средневековье были в руках женщин. Они не интересовались высокими мужскими теориями, а действовали как их бабки и прабабки, передавали друг другу опыт и обеспечивали достаточно высокий процент благополучных родов. Для сравнения с высказываниями богословов приведу слова все той же Тротулы из Салерно, которая, будучи женщиной, все же не обошла вниманием эту тему. Она сравнивала менструацию с «цветением», поскольку «так же, как деревья не приносят плоды без цветов, женщины в отсутствие этих цветов не способны выполнить своего предназначения, то есть зачать».

Святая Хильдегарда Бингенская, “Liber Scivias”, около 1210 г.

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология