Все так же блаженно улыбаясь, она встала, без позволения подошла к окну. Следователь даже крик свой от наглости такой проглотил. А Елена, слушая и тут же забывая куски из следственного дела, на неспешной волне воображения поднималась все выше над летней, истыканной нежными росточками и грубо усыпанной расколотыми камнями чукотской землей.
Жизнь иная! Жизнь неба на земле, но обязательно в соотношении с жизнью грубой, даже невозможной стала теперь для нее самой важной в этом тесном кабинете, набитом под завязочку тихими воплями и присохшими к бумагам горючими слезами…
С тех пор как она ступила на чукотскую землю, опять резко сменилась, как говорил знакомый американский славист, «доминанта существования». Поэтому со сладостью на устах уже через полчаса солгала она следователю про перстень-печатку. Сказала еще: «У Мишеньки ценностей точно никаких не было. А вот свекор…» Словом, она доподлинно не знает, где свекор спрятал деньги и ценности, но догадывается. При этом – шепнув самой себе: была не была! – сочинила даже место, куда следовало ехать, где искать. Место пришло на ум, кстати, абсолютно реальное – близ Охотска…
– …вы ведь проверить всегда можете. Недалеко от места своей губернаторской службы свекор все, что нагреб, спрятал…
– Гм… Не наш район. Специально так выдумала?
– Так ведь у ваших сотоварищей следственное дело свекра наверняка имеется. По нему и проверьте.
– Проверим, проверим…
Всё вокруг снова стало лишним, маловажным. А важно было только то, что в порту она увидела Чукотана. Он стал совсем взрослым, отпустил усы, был одет в какую-то то ли военную, то ли пожарную – Елена точно не поняла в какую – форму. Но узнала его сразу.
Выкван тоже Ёлку-Ленку сразу признал. Но виду не подал, быстро отошел в сторону.
Теперь вместе с чувством прощения к предавшему и пославшему ее на растерзание Мих-Сергу – как рядом с большим островом возникает малый – возникло чувство сумасшедшей приязни к Чукотанчику. Приязнь эта, где-то внутри до времени тихо таившаяся, вспыхнула ярко, сильно. От этой враз нахлынувшей приязни Елена шла утром через портовую площадь закрыв глаза, пока кто-то не взял ее под руку, не проводил к машине…
Следователь прокуратуры Э-кин давно разыскивал сокровища старого Бирича. Сперва-то он все донюхивался, где деньги Мандрикова. «Не может быть, чтоб кооператор, пропустивший через свои руки сорок миллионов и потом национализацией имущества занимавшийся, ни рубля на черный день себе не припрятал!»
Рыжий Э-кин не верил в революцию ни теперь, ни раньше. Он завидовал Павлу Биричу, обосновавшемуся в Америке. Про Павла и про Бирича-старшего сообщил ему знакомый энкавэдэшник – просто так, по пьяни. И поскольку деньги Мандрикова найти никак не удавалось, Э-кин перекинулся на деньги особоуполномоченного Временного Приамурского правительства Хрисанфа Бирича. Приезд Елены, о котором со смехом сообщил все тот же энкавэдэшник из особого отдела, направил мысли Э-кина в нужную сторону. Не сбили Э-кина с пути даже слова энкавэдиста, в конце разговора прибавившего: «Могилу она, дура петая, ищет. Ей шпионить – как мне бальные платья шить. В общем, шелупонь калифорнийская, некогда и незачем на нее силы тратить…»
Э-кин слова энкавэдиста засек, к встрече с американкой подготовился. Теперь оставалось найти деньги особоуполномоченного Временного Приамурского правительства Хрисанфа Бирича…
Выкван Иванович увидел Ёлку-Ленку и остолбенел. Мысли под форменной фуражкой понеслись быстро и врозь. Однако охотничья опаска взяла свое: он решил хоть чуток выждать и на всякий случай стал втихаря озираться по сторонам. Когда засек: Ёлку-Ленку закинул в служебную машину следователь Э-кин, представил себе все предстоящее в картинках и звуках…
Холодной июльской ночью, при слабо стонущем ветерке из тундры, по недавно построенному мосту через Казачку шел он ко все тому же дому на левом берегу реки. Правда, теперь здесь был не Арестный дом, а ДОПР… Все, что произошло до этого, было обставлено как бестолковщина и головотяпство Э-кина.
Еще вечером капитан погранвойск НКВД СССР Выкван Иванович О., находившийся в очередном служебном отпуске, напоил товарища Э-кина допьяна. Пили в том же кабинетике, выходившем окнами на Анадырский лиман. Выкван убеждал следователя передать американку на время, для выяснения некоторых обстоятельств, пограничной службе. Выказывая особое уважение и дружеские чувства, подарил Э-кину СШ-36 – красноармейский стальной шлем образца 1936 года. Э-кин с детской радостью надел подарок на голову и так в стальном шлеме и започивал. Но перед тем, как, по его любимому выражению, «заехать к сонникову», записку о передаче задержанной все ж таки нацарапал. Показал и американский паспорт, временно отобранный у гражданки Бирич. Даже опьянев, хитрый Э-кин думал о том, что чукча-простак может в дальнейшем пригодиться: и места, указанные американкой, знает, и свалить на него в случае чего все можно будет – погранец, мать его, что с него возьмешь!