Чукчи. Том I

Странная судьба доктора Реслейна послужила основанием для легенды, которую я записал на Нижней Колыме. Старый врач описывается как молодой придворный, знатного рода, который был сослан на Колымск по политическому делу и решился покончить с собой. «Колыма недостойна такой персоны», — будто бы сказал он перед смертью. Все это, разумеется, чистейший вымысел.

После Реслейна я знаю еще об одном враче, докторе Некрасове, который жил в Колымском округе в 70-х годах XIX века и там умер. Третий врач приехал после большого промежутка времени, уже при нашей ссылке. Он был как будто не в своем уме и должен был уехать обратно. В последних годах XIX века доктор С. И. Мицкевич, тоже политический ссыльный, отправляемый в Олекминск, предложил вместо того отправиться на Колыму в качестве окружного врача, и это предложение было принято. Когда кончился срок его ссылки, его заменил другой ссыльный врач, Попов, который приехал в Колымск тоже добровольно и оставался там больше двух лет.

Школы

Не лишне сказать несколько слов о школах Колымского края. В Средне-Колымске и Нижне-Колымске было по школе, а третья была в Пятистенной, на реке Большом Анюе. Все это были приходские школы. Обучение было такое, что детей приходилось тащить в школы насильно. В то же самое время всякая частная попытка обучения детей всегда находила применение и даже давала заработок. Так было, например, со всеми политическими ссыльными. Якутские и средне-колымские улусы должны были посылать учеников по казенному наряду в центральную городскую школу. Они посылали сирот и детей бедняков. Некоторые из учеников все же научились читать и писать, но по-русски говорить не умели, так что порой на Колыме можно было наблюдать странное явление. Полудикий человек читает вслух письмо, но по-русски говорить не умеет. Слушает это письмо неграмотный русский, который читать не умеет, но зато понимает язык.

Ученые экспедиции

Даже ученые экспедиции, устраиваемые правительством, попадая в эти далекие края, служили только для дальнейшего отягощения жителей, туземных или русских. Словцов указывает один из наиболее ранних примеров: Гмелин и Миллер, уезжая из Иркутска в 1835 году, по дороге к Байкалу, имели лишь легкую кладь, а от начальства получили наряд на тридцать семь лошадей. Не довольствуясь этим, они послали людей на рынок и велели забрать лошадей у кого попадется. Со станка Голоустного они выехали, имея уже полтораста лошадей. Ни за одну лошадь не было заплачено. Они забирали лошадей в виде реквизиции. Для экспедиции Беринга огромные грузы съестных припасов и амуниции перевозились на якутских лошадях через всю Якутскую область, до самого Охотска. Большая часть лошадей при этом погибла в пути. По этому поводу Словцов добавляет: «до сего времени не было другой экспедиции, столь славной и огромной, прошедшей черед всю Сибирь. Но дай бог, из жалости к бедному краю, чтоб грядущие дни не видели славы столь разрушительной»[121]. Из всех экспедиций минувшего времени самая трезвая и скромная была экспедиция барона Врангеля в 1820–1824 годах. Однако местное предание и к этой экспедиции относится в духе того, что было приведено выше из суждений Словцова. Я записал это предание на Нижней Колыме, у русских.

«В досельное время прошла здесь экспедиция. Начальник ее был барон, а другой был мичман Анжин (Анжу, спутник Врангеля). Они привезли с собой большую лодку и плыли срединой реки, и ни ветер, ни бури не могли ей что-либо сделать. Она только качалась от ветра, как детская зыбка. Мичман повесил постель, тоже наподобие зыбки. В этой зыбке он спал, укачиваемый ветром. Он просыпался лишь тогда, когда ветер стихал и переставал укачивать зыбку.

Они посетили все деревни и в каждой деревне устраивали пир. На пир приглашали всякого народу: мужчин-молодоженов и отцов с молодыми дочерьми. Всю ночь они пили, играли и плясали, пока наступала пора расходиться по домам. Тут они выбирали девушек и женщин, какие приглянутся, и оставляли при себе добровольно и насильно. Муж уходил без жены, отец без дочери, брат без сестры. Девицы и женщины оставались у них все время, пока экспедиция не покинет селения. Наконец они уезжали и все, что было в домах, оставляли женщинам. Тут иные из мужей принимали жен обратно, а другие — нет. Женам тогда приходилось жить отдельно и мучиться без всякого конца.

— Ох, эти мужья, какие они бестолковые. Ведь это случилось не по их воле и не по воле женщин. Начальник отдал приказание, и кто мог противиться!