Он торжественно принял ванну, заказал горячий чай и сырое яйцо со специями, чтобы приготовить «устрицу прерии», потом открыл шкаф и долго стоял, вяло раздумывая, что бы надеть. Наконец решился, в честь Гая, на красно-коричневую пару. Он и неброский, подумал Бруно, облачившись в костюм, и ему польстило, что он бессознательно выбрал одежду и по этой причине тоже. Он проглотил «устрицу прерии», и она прошла хорошо; скрестил руки на груди — но внезапно индейские поделки в комнате, полоумные жестяные лампы, тканые полоски, висящие на стенах, сделались положительно невыносимы, и его опять охватила дрожь и нетерпение — поскорей собрать вещи и уйти отсюда. Но какие вещи? По правде говоря, ему ничего не надо. Только листок бумаги, где записано все, что он знает о Мириам. Бруно вытащил этот листок из заднего отделения своего «дипломата» и сунул во внутренний карман пиджака. Эти действия заставили его ощутить себя настоящим бизнесменом. Он положил в нагрудный карман белый носовой платочек, потом вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Подумал, что, вероятно, вернется завтра к ночи, а может, и раньше, если получится покончить со всем сегодня вечером и достать обратный билет в спальный вагон.
Сегодня вечером!
Ему с трудом верилось в это, пока он шел к остановке, откуда отправлялись автобусы на Лэми, конечную станцию железной дороги. Он раньше думал, что будет чувствовать счастливое возбуждение или, напротив, угрюмую сосредоточенность, но не ощущал ни того, ни другого. Он вдруг нахмурился, и его бледное, с запавшими глазами лицо сделалось совсем юным. Неужели же что-нибудь опять испортит ему удовольствие? Что на этот раз? Ведь всегда что-нибудь да портило удовольствие от всякого его предприятия. На этот раз он ничего подобного не допустит. Бруно заставил себя улыбнуться. Может, почудилось с похмелья? Он зашел в бар и купил квинту у знакомого бармена, заполнил свою фляжку и попросил пустую бутылку поменьше, чтобы вылить туда остаток. Бармен поискал, но не нашел.
Когда в Лэми Бруно явился на станцию, у него не было при себе ничего — только полупустая бутылка в бумажном мешочке, и никакого оружия. План еще не составлен, напомнил Бруно себе — но от хорошего плана убийство не всегда выигрывает. Взглянуть хотя бы на…
— Эй, Чарли! Куда ты наладился?
Это был Уилсон и с ним толпа народу. Бруно через силу подошел ближе, тоскливо кивая головой. Они, наверное, с поезда, подумалось ему. Вид у них был усталый и потрепанный.
— Где это ты торчал два дня? — осведомился Бруно у Уилсона.
— В Лас-Вегасе. Сам не знал, что еду туда, пока не приехал, иначе бы и тебя позвал. Познакомься с Джо-Скакуном. Я тебе про Джо рассказывал.
— Привет, Джо.
— Ты что такой кислый? — спросил Уилсон, по-приятельски пихнув Бруно локтем.
— Ах, Чарли с бодуна! — вскрикнула одна из девиц, и голосок ее забренчал у Бруно в ушах, как звонок велосипеда.
— Чарли С-бодуна, встречай Джо-Скакуна! — проговорил Джо, весь трясясь от смеха.
— Гм-гм. — Бруно мягко высвободил руку, в которую вцепилась девица с монистом на шее. — Черт, мне надо на этот поезд.
Поезд уже стоял у перрона.
— Да ты-то куда наладился? — спросил Уилсон, сведя в ниточку свои черные брови.
— Навещал тут кое-кого в Тулсе, — промямлил Бруно, чувствуя, что перепутал времена, зная одно — ехать нужно прямо сейчас. От досады хотелось плакать, молотить кулаками по грязной красной рубашке Уилсона.
Уилсон замахал рукою, словно стирая Бруно, как чертика, нарисованного мелом на грифельной доске:
— В Тулсе?
Медленно, с подобием ухмылки Бруно так же помахал рукой и повернулся. Он шел, ожидая, что компания последует за ним, но никто не шелохнулся. Дойдя до поезда, он оглянулся и увидел, как вся толпа, слепившись в один круглый комок, кубарем катится по перрону, спасаясь от солнечных лучей в темноту, под крышу вокзала. Он проводил их хмурым взглядом, чувствуя нечто заговорщическое в том, как они идут, плотно сцепив руки. Неужели что-нибудь заподозрили? Может, шепчутся сейчас о нем? Бруно сел в первый попавшийся вагон и не успел еще найти своего места, как поезд тронулся.
Когда Бруно проснулся, мир приобрел иные очертания. Поезд скользил быстро, без запинки между прохладных, голубоватых гор. Темно-зеленые долины полнились тенью. Небо было серое. Кондиционированный воздух в вагоне и прохладный пейзаж за окном освежали, как ледяной компресс. И Бруно почувствовал, что голоден. В вагоне-ресторане он чудесно пообедал бараньими котлетками, жареной картошкой и салатом, съел на десерт свежий персиковый пирог, запив его парочкой виски с содовой, и направился на свое место, чувствуя себя на миллион долларов.