Чудо. Встреча в поезде

Он подошел ближе и повторил, потом, обессиленный, повалился в кресло. Он не хотел, чтобы мать узнала о междугородных звонках в Меткалф. Если скрыть это, все пойдет как по маслу. Мать не очень-то волнует, что он остается, то есть почти совсем не волнует. Может, у нее в поезде свидание с этим подонком Фредом или еще что-нибудь в таком же роде? Бруно кое-как вылез из кресла, чувствуя, что злоба на Фреда Уайли медленно подступает к горлу. Хотелось рассказать матери, что он остается в Санта-Фе, чтобы испытать самое сильное в своей жизни ощущение. Она бы перестала плескаться, не обращая на него никакого внимания, если бы угадала хоть частичку того, что это значит. Хотелось сказать: «Ма, очень скоро наша с тобой жизнь станет лучше, потому что я начинаю избавляться от Капитана». Выполнит Гай то, что с него причитается, или нет, но, если с Мириам все пройдет успешно, он, Бруно, запишет очко в свою пользу. Безупречное убийство. В один прекрасный день подвернется кто-нибудь, незнакомый пока, и можно будет заключить сделку. Бруно уперся подбородком в грудь, ощутив внезапный приступ тоски. Рассказать матери? Его мать и убийство совместить невозможно. «Мерзость какая!» — вот что она скажет. Обиженно, надменно он уставился на дверь ванной. До него вдруг дошло, что рассказать он не сможет никому и никогда. Только Гаю. Он снова уселся.

— Соня!

Он заморгал, когда мать хлопнула в ладоши. Потом улыбнулся. Тупо, представляя себе с тоскою, сколь многое произойдет, прежде чем он увидит это вновь, Бруно наблюдал, как гибко пружинят ноги матери, когда та натягивает чулки. Глядя на стройные линии ее ног, он всегда ощущал какой-то толчок, испытывал гордость. У его матери были самые красивые ноги, какие ему только приходилось видеть, — у молодых ли женщин, у старых. Зигфилд ее увел, но знал ли Зигфилд ей цену? А выйдя замуж, она опять окунулась в ту жизнь, от которой бежала. Скоро он, ее сын, освободит ее, а она-то и не догадывается.

— Не забудь послать это, — сказала мать.

Бруно вздрогнул, когда головы двух гремучих змей коснулись его. Это была вешалка для галстуков, которую они купили для Капитана, вся из перекрещивающихся коровьих рогов, увенчанная двумя засушенными змеенышами, что показывали друг другу языки, отражаясь в зеркале. Капитан ненавидел вешалки для галстуков, ненавидел змей, собак, кошек, птиц… Да что он любил-то? Вешалка из рогов доставит ему массу неприятных минут, поэтому Бруно уговорил мать купить ее. Бруно нежно улыбнулся вешалке. Не так-то уж и трудно было уговорить.

11

Он споткнулся о чертов булыжник, с достоинством выпрямился и попытался заправить рубашку в брюки. Хорошо еще, что он вырубился в парке, а не на улице — иначе бы его замели в полицию, и он бы пропустил этот поезд. Он остановился и зашарил по карманам в поисках бумажника, зашарил неистово, с большим беспокойством, чем когда проверял его наличие в последний раз. Руки у него дрожали, и он едва смог прочесть на железнодорожном билете время отправления: 10.20. А сейчас разные уличные часы показывали 8.10. Если, конечно, сегодня воскресенье. Конечно же, воскресенье, и все индейцы в чистых рубашках.

Он оглянулся, нет ли где Уилсона, хотя накануне они не встречались, и маловероятно, чтобы этот тип был на ногах в такую рань. Не хотелось бы, чтобы Уилсон знал, что Бруно уезжает из города.

Перед ним неожиданно простерлась Пласа, полная кур, ребятишек и неизменных стариков, щелкавших вместо завтрака кедровые орешки. Он постоял немного, считая колонны губернаторского дворца, чтобы убедиться, сможет ли он их насчитать семнадцать, и это у него получилось. Значит, на колонны больше полагаться нельзя. В придачу к скверному похмелью все кости ныли от спанья на треклятых булыжниках. Зачем было так напиваться, спросил он себя, почти со слезою. Но ведь он сидел один, а в одиночестве всегда больше пьется. А сидел ли он один? Да какая, впрочем, разница! Он вспомнил, что за блестящая, мощная мысль пришла ему в голову прошлой ночью, пока он смотрел по телевизору какую-то дурацкую игру: мир можно увидеть только с пьяных глаз. Все на свете создано, чтобы глядеть на него с пьяных глаз. Что можно разглядеть, скажем, сейчас, когда голова раскалывается, стоит обратить куда-нибудь взор? Прошлую ночь хотелось отметить как следует — последнюю ночь в Санта-Фе. А сегодня ему нужно в Меткалф, и там он должен быть на высоте. Но существует ли такое похмелье, от которого не помогла бы пара стаканчиков? Похмелье, подумалось ему, может даже пойти на пользу: он привык с бодуна все делать медленно и осторожно. К тому же он еще не разработал план. Этим можно заняться в поезде.

— Почта есть? — машинально спросил он у стойки администратора, но почты не было.