Чудо. Встреча в поезде

Гай вскинул голову. На крыше ближнего дома горели розовые буквы: ТОМЕ XX, и Гаю внезапно стало любопытно, что они значат, и захотелось спросить об этом у Энн. А еще ему хотелось спросить, почему рядом с ней все так легко и просто; но он из гордости не сделал этого, да и вопрос-то был чисто риторический — Энн не смогла бы ответить на него словами, ибо подлинный ответ заключался в ней самой. Так было с того первого дня, как они встретились в пропыленном полуподвале Института Искусств в Нью-Йорке, с того ненастного дня, как он забрел туда и окликнул единственное в пределах видимости живое существо, облаченное в красный китайский дождевик с капюшоном. Красный дождевик обернулся, и его обитательница сказала: «В комнату 9А вы можете попасть с первого этажа. Так что ни к чему было вам сюда спускаться». И потом — легкий, веселый смех, от которого неизъяснимым каким-то образом моментально испарилась всякая досада. Мало-помалу он научился улыбаться, все еще побаиваясь ее, с презрением поглядывая на ее новую темно-зеленую машину с откидывающимся верхом. «Машина — вещь полезная, — говорила Энн, — особенно если живешь на Лонг-Айленде». В те дни он все на свете презирал, и занятия по тому или иному предмету, которые он посещал во множестве, лишь служили проверкой — насколько хорошо он уже знает все то, о чем рассказывает преподаватель, или как скоро может это освоить и оставить курс. «Неужели ты думаешь, что без знакомств можно чего-то добиться? Тебя даже сейчас могут выгнать, если ты не постараешься понравиться». В конце концов он согласился с ее точкой зрения, единственно правильной, и поступил на год в элитарную Архитектурную Академию в Бруклине, через отца Энн, который был вхож к кому-то из руководства.

— Я знаю, Гай, — внезапно сказала Энн, нарушив молчание, — знаю, что в тебе есть потрясающие способности к счастью.

Гай быстро кивнул, хотя Энн и не смотрела на него. Ему стало немного совестно. Это Энн как раз имела способности к счастью. Она была счастлива сейчас, была счастлива и до того, как встретилась с ним, и если что-то на короткие мгновения и омрачало это счастье, так только он и его проблемы. Живи он с Энн, он был бы счастлив тоже. Он уже говорил ей об этом, но именно сейчас ему претило повторять свои слова.

— Что это? — спросил он.

Под деревьями парка Чапультепек показалось большое круглое здание, все из стекла.

— Ботанический сад, — сказала Энн.

Внутри не было ни души, даже смотрителя. Пахло теплой, влажной землей. Они бродили по дорожкам, читали непроизносимые названия, которые запросто могли явиться с другой планеты. У Энн здесь было любимое растение. Три года она наблюдала за тем, как оно подрастает, каждое лето заходя сюда со своим отцом.

— Только мне никак не запомнить названия, — посетовала она.

— А зачем тебе его помнить?

Они перекусили в кафе Сэнборна вместе с матерью Энн, потом походили по магазинам, пока миссис Фолкнер не настало время вздремнуть. Миссис Фолкнер была тонкая, нервная, энергичная женщина, такая же высокая, как Энн, и для своих лет такая же красивая. Гай очень привязался к ней, потому что она тоже была к нему привязана. Вначале он воображал себе ужасные препоны, которые станут чинить ему богатые родители Энн, однако ни одной в действительности не оказалось, и мало-помалу он избавился от подобных мыслей. Тем вечером они вчетвером отправились на концерт в Бельяс-Артес, потом поужинали в ресторане «Леди Балтимор» напротив отеля «Риц».

Фолкнеры сожалели, что Гай не сможет провести лето вместе с ними в Акапулько. Отец Энн, коммерсант, занимающийся импортом, собирался строить склад в тамошнем порту.

— Не можем же мы надеяться, что его заинтересует склад, когда он собирается строить целый загородный клуб, — заметил мистер Фолкнер.

Гай промолчал. Ему было неловко перед Энн. Он ее попросил не говорить родителям о Палм-Бич до его отъезда. Куда же ему податься на ближайшую неделю? Может, поехать в Чикаго и позаниматься пару месяцев? Все свое имущество в Нью-Йорке он уже отдал на хранение, и квартирная хозяйка ждала лишь одного его слова, чтобы распорядиться квартирой. Если поехать в Чикаго, можно встретиться в Ивенстоне с великим Саариненом, а также с молодым архитектором Тимом О’Флаерти, который еще не получил признания, но в которого Гай верил. Может, в Чикаго подвернется парочка каких-нибудь заказов. Но перспектива жизни в Нью-Йорке без Энн казалась беспросветной.

Мистер Фолкнер, смеясь, положил ему руку на плечо.

— Он бы и глазом не моргнул, если бы ему дали отстроить заново весь Нью-Йорк. Правда, Гай?

Он не слушал. Ему хотелось, чтобы Энн погуляла с ним после ужина — Энн, однако, настояла, чтобы Гай поднялся к ним в апартаменты, в «Риц», и посмотрел шелковый халат, который она купила своему кузену Тедди и собиралась уже отправлять. А потом, конечно, для прогулки было уже слишком поздно.