Чудо. Встреча в поезде

К сердцу Гая прихлынула какая-то волна, потом осторожно отступила. Он спросил вкрадчиво:

— Например?

— Например, в ракете слетать на Луну. Поставить рекорд в автомобильных гонках — с завязанными глазами. Я как-то попробовал. Рекорд не поставил, но разогнался до ста шестидесяти.

— С завязанными глазами?

— И я совершил кражу, — взгляд Бруно сделался жестким. — Настоящую. Со взломом.

На губах Гая появилась скептическая улыбка, однако он поверил Бруно. Бруно мог быть преступником. И безумцем тоже. Но тут отчаяние, подумал Гай, а не сумасшествие. Скука богача, доходящая до отчаяния, о чем он не раз говорил с Энн. Скука, рвущаяся разрушить, а не сотворить. Богатство ведет к насилию с такой же легкостью, как и нищета.

— Я забрался туда не затем, чтобы взять что-то, — продолжал Бруно. — Я не хотел брать то, что я взял. Я специально взял то, чего не хотел.

— Что же ты взял?

Бруно пожал плечами.

— Зажигалку новой модели. Статуэтку с каминной полки. Цветное стекло. Еще что-то, — он снова пожал плечами. — Ты один знаешь об этом. Я не болтаю. Хотя тебе, наверное, так не кажется. — Он улыбнулся.

Гай затянулся сигаретой.

— И как же ты это сделал?

— Наблюдал за одним домом в Астории, выбрал момент и залез в окно. С пожарной лестницы. Проще некуда. Вычеркнул один пунктик из списка и подумал — слава Богу.

— Почему «слава Богу»?

Бруно застенчиво улыбнулся.

— Сам не знаю, почему я так сказал, — он налил себе, потом Гаю.

Гай посмотрел на негнущиеся дрожащие руки, которые украли; на обгрызанные до мяса ногти. По-детски неуклюжие пальцы, играя со спичечным коробком, уронили его на бифштекс, усыпанный пеплом. Как все-таки банально преступление, подумал Гай. И зачастую бессмысленно. Есть такой тип людей, нацеленных на преступление. И кто, глядя на руки Бруно, на его купе, на некрасивое скучающее лицо, подумал бы, что он украл? Гай уселся на место.

— Расскажи-ка о себе, — любезно предложил Бруно.

— Нечего рассказывать, — Гай вытащил трубку из кармана пиджака, выбил ее о каблук, взглянул на золу, оставшуюся на ковре, да так и забыл о ней. От спиртного все сильней звенело в голове. Если с контрактом в Палм-Бич все образуется, подумалось ему, две недели перед началом работы пролетят быстро. Развод много времени не отнимет. Очертания низких белых строений посреди зеленой лужайки с давно законченного рисунка всплыли перед ним без всякого усилия, знакомые до мельчайших подробностей. Он почувствовал себя слегка польщенным, необычайно уверенным в себе и счастливым.

— Какие дома ты строишь? — спросил Бруно.

— О, — то, что называется модерн. Я пока сделал лишь пару магазинов да маленький офис, — Гай улыбнулся; сдержанность, легкая досада, овладевавшие им всякий раз, как речь заходила о работе, совершенно исчезли.

— Ты женат?

— Нет. То есть, да. Но мы живем раздельно.

— Ого. Почему?

— Несходство характеров, — ответил Гай.

— И сколько же времени вы живете раздельно?

— Три года.

— Ты развестись не хочешь?

Гай нахмурился, медля с ответом.

— Она тоже в Техасе?

— Да.

— И ты увидишь ее?

— Да, я увижу ее. И на этот раз мы договоримся о разводе.

Он стиснул зубы. Зачем было болтать?

Бруно ухмыльнулся:

— На каких таких девушках вы там женитесь?

— На хорошеньких, — ответил Гай. — Большей частью.

— Но на дурочках в основном, а?

— Может, и так, — Гай улыбнулся совпадению. Мириам была именно такая девушка с Юга, каких Бруно имел в виду.

— А твоя жена, какая она?

— Довольно хорошенькая, — начал Гай, осторожно подбирая слова. — Рыжая. Немного полная.

— И как ее зовут?

— Мириам. Мириам Джойс.

— Гм. Умная, глупая?

— Не интеллектуалка. Я бы на интеллектуалке не женился.

— И ты был до чертиков влюблен, а?

Почему он это сказал? Разве заметно? Бруно не сводил с него глаз, не упуская ничего, не моргая даже, словно напряжение достигло уже точки, что находится по ту сторону сна. Гаю показалось, будто серые эти глаза следят за ним неотрывно вот уже долгие часы.

— С чего ты это взял?

— Ты чудный парень. Ты все принимаешь близко к сердцу. И к бабам относишься на полном серьезе, правда ведь, а?

— Как это — на полном серьезе? — вскипел Гай. Но почувствовал внезапный прилив нежности к Бруно, потому что Бруно сказал о нем то, что думал. Большинство людей, и Гай хорошо это знал, не говорят о нем того, что думают.

Бруно сплел пальцы гребешком и вздохнул.

— Как это — на полном серьезе? — повторил Гай.

— Да вот так, с разными высокими надеждами. А потом мордой об стол, да?

— Ну, не совсем. — И все же накатила такая неистовая жалость к себе, что он поднялся, зажав в руке бокал. Но в купе было не развернуться. И поезд так качало, что даже стоять было трудно.

А Бруно все смотрел на него, заложив ногу на ногу, так что старомодный башмак покачивался где-то на уровне колена, и беспрерывно постукивал пальцем по сигарете, которую держал над тарелкой. Недоеденный бифштекс, розовый с черным, мало-помалу покрывался слоем пепла. У Гая возникло подозрение, что Бруно охладел к нему, как только услышал о жене. Осталось одно лишь любопытство.

— А что стряслось у тебя с женой? Она загуляла?

Бесцеремонность Бруно уже начинала раздражать.