Чудо в аббатстве

— Я не хочу этого. Я не хочу даже, чтобы здесь была Кэт. Я хочу, чтобы здесь была только Хани, как раньше.

Я всегда боялась ревности между детьми. Я старалась уделять Хани больше внимания, чтобы показать, что ничем не выделяю Кэт.

Хани спросила, кого я больше люблю: ее, Кэтрин или того малыша, который скоро появится.

Я ответила, что люблю всех одинаково.

— Нет! — воскликнула она. — Ты не всех одинаково любишь!

Меня беспокоило ее поведение. Конечно, она была права. Я любила ее. Но как я могла не любить свое собственное дитя еще больше?

На следующий день после этого разговора Хани пропала. Меня мучили угрызения совести, я обвиняла себя в том, что не сумела скрыть, что она значит для меня чуточку меньше, чем Кэт. Я должна быстро найти ее. Но это было нелегко. Я обыскала весь дом. Потом позвала Клемента. Хани всегда была его любимицей, и я подумала, что он может знать какое-нибудь потайное место, где она прячется.

Он забеспокоился. Его первой мыслью были пруды, где разводили рыб. Он снял огромный белый фартук и с руками в муке бросился туда.

К счастью, там были двое рыболовов. Они сказали, что провели здесь все утро и девочки не видели.

Мы испытали сильное облегчение. К этому времени к нам присоединился Юджин. Няньки и Клемент считали, что нам следует разбиться на две или три группы. Мы так и сделали. Я отправилась с одной молоденькой няней, девочкой лет четырнадцати по имени Луси.

Неожиданно я вспомнила о подземных галереях. Я никогда не была там. Часть их обрушилась, и Бруно говорил, что ходить туда опасно. Когда он был мальчиком, один монах во время обвала был там похоронен заживо.

Я думала об этом, когда бежала к подземелью.

Я говорила Хани, чтобы она и близко не подходила к подземным галереям и прудам. Но когда дети хотят привлечь к себе внимание или чувствуют себя несчастными, они часто нарушают запреты.

Для того чтобы попасть в галереи, нужно было спуститься в подземелье по каменной лестнице. Юная нянька осталась наверху. Но я так беспокоилась о Хани, что не чувствовала страха.

Спускаясь, я звала ее по имени. Попав в темноту после яркого солнечного света, некоторое время я ничего не видела. Неожиданно внизу из мрака появилась темная фигура. У меня по спине пробежала дрожь. Я сделала шаг вперед ступеньки не было, и я упала вниз, перелетев через две или три ступеньки, и оказалась на сырой земле.

Надо мной склонилась темная фигура. Я закричала.

Голос произнес:

— Дамаск!

Надо мной стоял Бруно, и я почувствовала, что он разгневан.

— Что ты здесь делаешь?

— Я… я упала.

— Вижу. Зачем ты пришла сюда?!

— Хани пропала, — ответила я. Он помог мне подняться на ноги. Меня трясла дрожь.

— С тобой все в порядке? — спросил он. В его голосе чувствовалось беспокойство, и я с возмущением подумала: «Он беспокоится не обо мне, а о ребенке, которого я ношу».

Я неуверенно произнесла:

— Да, со мной все хорошо. Ты не видел Хани? Она пропала. — Казалось, Бруно не расслышал моих слов.

— Я просил тебя не ходить в эти туннели, — сказал он.

— Я никогда прежде и не ходила. Я думала, что там заблудился ребенок, поэтому и пришла сюда.

— Ее здесь нет. Я бы увидел ее, если бы она была здесь.

Он взял меня за руку, и мы вместе стали подниматься по лестнице. Когда мы выбрались наверх, он внимательно оглядел меня и сказал:

— Никогда больше не спускайся вниз. Это опасно. Я спросила:

— А как же ты, Бруно?

— Я знаю эти туннели. Я изучил их, когда был еще мальчишкой, и я очень осторожен.

В то время я слишком беспокоилась о Хани, чтобы задавать вопросы, но позднее мне захотелось их задать.

Мы с нянькой вернулись в дом. Хани все еще искали. Я была в отчаянии, когда мальчуган, живший в одной из пастушеских хижин, принес записку. Хани была в избушке матушки Солтер. Не могу ли я поскорее забрать ее домой?

Без промедления я отправилась в лесную избушку. Как и прежде, в очаге горел огонь и на нем стоял черный от копоти котелок. У огня сидела матушка Солтер. Казалось, она не изменилась с тех пор, как я впервые увидела ее. Возле нее у очага сидела Хани. Лицо ее было грязным, платье запачкано. Я вскрикнула от радости и подбежала к ней. Я хотела обнять ее, но она отстранилась. Я чувствовала, что за нами наблюдает матушка Солтер.

— Хани! — воскликнула я. — Где ты была? Я так испугалась.

— Ты думала, что потеряла меня?

— О, Хани, я думала, что с тобой случилось что-нибудь ужасное.

— Тебе все равно. У тебя есть Кэтти и еще будет маленький. Я сказала:

— О, Хани, я не смогу пережить разлуку с тобой. Она угрюмо произнесла:

— Переживешь. Кэтти ты любишь больше.

— Хани, я люблю вас обеих.

— Ребенок так не думает, — сказала матушка Солтер надтреснутым голосом.

— Она ошибается. Я была вне себя от беспокойства.

— Тогда забирай ее. И люби ее больше.

— Пойдем, Хани, — сказала я, — ты ведь хочешь пойти домой, не правда ли? Ты ведь не хочешь остаться здесь?

Хани оглядела комнату, и я видела, что она очарована тем, что увидела.

— Рекин любит меня.

— Спот и Падинг тоже тебя любят, — сказала я, назвав клички двух наших собак.