Чудо

– Да. Оно ускоряет работу мозга, делает волю железной, а тело невероятно гибким и выносливым. Короче, делает из тебя Супер! Правда, всего на час. Но этого достаточно. Вот смотри! Она сейчас будет садиться.

Вид был и правда чудесным. Чан спикировала почти до уровня деревьев, а затем эффектно развернулась и подлетела на пару десятков метров, и затем, судя по всему, она выключила двигатель и одновременно метнула под себя огненный шар. Так мне показалось. И раздался взрыв. Дальше, когда клубы пыли разошлись, мы увидали, что Чан грациозно идет в нашу сторону из самого эпицентра взрыва. Раздались аплодисменты. Чан подошла ко мне.

– Ну! Как это было? – спросила она полным энергии и власти голосом.

– Невероятно! – признал я, глядя на нее влюбленными глазами. – Но позволь один вопрос.

– Конечно! Какой?

– Зачем вы здесь? Зачем вам Христос, если вы верите в самих себя? Вы сами почти боги.

Чан изменилась в лице.

– Зачем мы здесь? – Она высоко подняла подбородок и посмотрела в сторону. – Может быть, мы не религиозны в обычном смысле и не проводим смехотворных обрядов, но мы все же верим не только в себя. Наверное, если подумать, то мы, пожалуй, больше всех других нуждаемся в вере.

– Но почему?

– Вам Бог нужен только для смерти. Как жить, вы прекрасно знаете и без него. Ритуалы, традиции, моральные принципы и прочее, что дают христианство, ислам, индуизм, даосизм, что угодно, – все они были известны и до появления этих религий. Религии лишь красиво упаковали то, что уже и так было. А мы каждый день создаем смысл своей жизни и пытаемся понять, ради чего стоит стремиться к бессмертию и бесконечной силе. Мы не спрашиваем у Бога, что хорошо или плохо, чтобы потом этому не следовать. Мы просто меньше всех люди и, значит, больше всех нуждаемся в том, чтобы быть частью этого мира.

– Частью мира? – удивился я.

– Ну, конечно! Иначе нельзя. Помнишь сказку про Пиноккио, который хотел стать настоящим мальчиком?

– Да.

– Мы намного лучше людей, и все же мы в каком-то смысле Пиноккио. Чтобы быть настоящими, мы меняем мир под себя. И в нем оказывается гораздо больше места для веры и молитвы, чем в вашем.

– Но она отличается от обычной? О чем вы молитесь?

– О силе в основном. И о том, чтобы мир изменился, покорился нам. Хотя чаще всего мы молимся делом. Тренировками и сражениями.

В этот момент случилось непредвиденное. Я почувствовал, как земля под ногами задрожала, и, не устояв, упал.

– Что это? – крикнул кто-то.

– Землетрясение! – ответили другие.

– Может, началось?!

– Это Разлом растет! – крикнула Чан. – Все немедленно в лес!

Она схватила меня одной рукой и побежала по трясущейся земле. Я слышал треск и чувствовал почти животный страх перед лицом катастрофы.

Электронный журнал «Летописец»…

…Появился на свет, чтобы сохранять знания о Разломе. Сам Летописец не был нам известен, но то, что он писал, было правдой. У меня было смутное чувство, что я уже читал его когда-то. Но теперь мой друг старик Рафаэль дал мне возможность внимательно изучить его и почитать другие новости. До Светлого дня осталось всего трое водных суток, и я хотел встретить Христа наполненный знаниями. Хотя, честно говоря, жажда знаний у меня была очень сильной и без этого. Мне хотелось заполнить пустоту в своей душе и соединиться с чистым светом, о котором говорила Афина. Правда, кое-что было мне непонятно и надо было еще обдумать.

Я не понимал, как отделить знания от веры. И не понимал, что важнее. Летописец писал о чудесном явлении Иоанна Крестителя, который был призван перед Вторым пришествием. По словам тех, кто стал свидетелями явления Иоанна, он спустился с неба в лучах божественного света, и с ним был сам Святой Дух. Потом Святой Дух в виде голубя снова осенил место пребывания Иоанна, где он скрывался от преследователей. Святость Иоанна ни у кого не вызывала сомнений, писал Летописец, и это было важнейшим подтверждением скорого Пришествия. У меня, конечно, не было оснований сомневаться в словах Летописца, тем более что и Армен, и Афина говорили то же. Но верил ли я в свою святость? Если честно, нет.

Я говорю «если честно», чтобы подчеркнуть, что я обычный человек. И я верю в то, что я обычный, но мои знания и опыт говорят о другом. Все вокруг говорит о другом. Тем не менее этого недостаточно, чтобы поверить в святость. А спросил у Афины:

– А если я не святой?

Она чуть не заплакала и сказала:

– Что ты говоришь, Иоанн? Так нельзя.

И я понял, что так нельзя. Но что я мог сделать со своими сомнениями? Ведь быть святым, значит быть праведным, а я им не был. Значит – быть частью другого мира, говорить с Богом, а я с ним не говорил. Значит – творить чудеса. Разве я творил чудеса? Разве был я сопричастен чему-то, кроме своей обычной материальной среды обитания. Я даже не был уверен сам, что верил в Бога.