Я не могла придумать, что ещё сказать, и отошла к окну. Чёрные глыбы нависали над самой крышей и громыхали всё яростнее, словно в гигантской камнедробилке, рассыпая снопы искр, как при сварке. Гроза была прямо над нами!
Я прижалась лбом к холодному стеклу и задумалась о маминых словах, что Трясогузка может гордиться своим несуществующим сыном, у которого «столько энергии и фантазии». Про меня она никогда такого не скажет! Хорошо, хоть всё закончилось и я вышла сухой из воды.
— Иди переоденься, — сказал Ингве.
— Что?
— Я всё знаю. Уж теперь тебе не отвертеться, — добавил он зловеще.
Бабах! Пол закачался у меня под ногами. Я обернулась и во вспышке молнии увидела лицо Ингве — сизое, гадкое. Голова у меня пошла кругом. Неужели это конец? Этот придурок сидел себе в корыте, слушал Трясогузку и докумекал, что речь обо мне. А я-то его в расчёт не брала! Да его надо было утопить в этой бадье! Теперь он, того гляди, заявится в школу и опозорит меня перед всем классом. А ведь всё из-за него! С него всё началось!
— Я только не понимаю зачем? Для чего ты это затеяла? — сказал он, встал и пошёл ко мне.
Ну нет, я ему не дамся!
— Симона! — закричал он.
Но я была уже у дверей. Я слышала его шаги за спиной.
У Аксельссона горел свет. Ну сейчас он получит новый материальчик для баек о соседях, подумала я, увидев на крыльце Ингве — босого, в одних подштанниках, пиджаке и дурацкой маленькой шляпе на макушке.
Я помчалась к свалке, которую то и дело высвечивали вспышки молний, словно шла фотосъёмка. Ингве настигал меня. Ноги мои отяжелели. Тесные джинсы намокли и мешали бежать. Это давало Ингве фору. Ещё чуть-чуть — и он меня догонит.
Тут я увидела дуб, устремивший к небу свои ветви. Мне ничего не стоило на него взобраться. Я подпрыгнула, ухватилась за нижнюю ветку и подтянулась. Мне не впервой лазить по деревьям, и я быстро вскарабкалась почти на самую верхушку, где ветки были уже реже и тоньше. Сюда-то Ингве нипочём не забраться!
Он был уже под деревом.
— А ну слезай, чёрт тебя подери! — орал он, перекрикивая грозу.
Всё смешалось. Дождь обжигал глаза. Молнии разрывали грудь. Земля слилась с небом в сплошное размытое месиво, пронзаемое огненными вспышками. Мир превратился в бездонную морскую пучину, сквозь которую не мог пробиться луч света.
— Никогда! — проорала я в ответ.
— Ненормальная! Ты что, не понимаешь, как это опасно?
— Плевала я!
— Да ты просто дура! — вопил Ингве, чуть не плача.
— Хочешь меня поймать — лезь наверх!
Я увидела, как он вцепился в ту же ветку, с которой я начала свой подъём, неуклюже обхватил её ногами и исхитрился подтянуться до следующей. У него был испуганный взгляд. Он неловко карабкался вверх по стволу, скользя по мокрым веткам. Казалось, ещё ветка, и он сорвётся.
— Остановись! — заорала я. — Свалишься!
Но Ингве не остановился, а упрямо лез вверх.
— Проклятая бестия! — шипел он.
В этот миг небо озарилось пламенем. Раздался ужасный взрыв, нас обдало жаром. Ослеплённая, я вцепилась руками и ногами в ветку, которая норовила вырваться из моих объятий.
В нос ударил резкий запах. Это загорелась помойка. А я-то уже вообразила, что молния ударила в наше дерево. Глянув вниз, я ужаснулась — Ингве болтался вниз головой. Шляпа слетела на землю, да и сам он, казалось, вот-вот отправится за ней следом.
Ведь он лез на дерево, чтобы спасти меня! Нет, пусть он и безнадёжный идиот, нельзя позволить ему вот так за здорово живёшь сломать себе шею.
— Помоги! Господи, да помоги же мне! — взмолился Ингве.
Я спустилась к нему. Лицо у Ингве было белее Трясогузкиного плаща, в глазах застыл ужас.
— Обещай, что не проболтаешься, — потребовала я.
Он согласно кивнул.
— Понимаешь, со временем всё как-нибудь само уладится. А так выйдет только хуже.
Он продолжал кивать.
— А с девчонками тебе обязательно целоваться? — поддел он меня.
Я покачала головой.
— Ну а теперь поможешь мне слезть? — спросил он заискивающе.
Я кивнула и потрепала его по мокрому, почти безволосому черепу.
Для начала я втащила Ингве обратно на ветку, а потом спустилась чуть ниже и стала помогать ему нащупывать крепкие ветви. Ноги у него закоченели и едва двигались.
Всё шло хорошо, мы почти добрались до земли, но в последний момент он всё-таки сорвался и упал навзничь. Вообще-то высота была небольшая, и я надеялась, что всё обойдётся. Ан нет! Ингве подвернул ногу. До дома он кое-как доковылял, опираясь на моё плечо.
— Жаль, что так вышло, — сказала я.
— Да ладно, — буркнул он миролюбиво.
— Где это вы были? — спросила мама, глядя на голые расцарапанные ноги Ингве и заляпанный грязью пиджак.
— По деревьям лазили, — ухмыльнулся он.
— Вот дуралеи! — ахнула мама, закатив глаза.
А потом мы ели борщ со сметаной и тёплым хлебом. Настроение у мамы было прекрасное, как всегда, когда она заканчивала рисунки. Мы смеялись. Ступня Ингве сильно распухла и стала похожа на свёклу, но в остальном он выглядел непривычно нормальным.
— Пожалуй, надо показать твою ногу врачу, — сказала мама после кофе.