Лучше, конечно, во всём признаться, прямо завтра утром. Мол, извините, пошутила, на самом деле я девчонка… Чем дольше это будет тянуться, тем больше я запутаюсь. Нет, невозможно! Даже думать страшно, что будет, если всё откроется. То-то порадуется этот придурок Исак. А что скажет добродушная фрекен Булочка? Решит, что я ненормальная.
Пусть лучше всё остаётся как есть.
И во всём виноват этот недотёпа Ингве! С него всё началось. Не вздумай он съехаться с мамой, мы бы никогда не очутились в этой жалкой лачуге возле свалки. И не потеряли бы Килроя. И я преспокойно ходила бы себе в старую школу. И не превратилась бы в мальчишку. И мы с мамой по-прежнему выбирались бы весной в лес с корзинками, полными колбасы, лимонада и всякой всячины.
Я всё глубже погружалась в воспоминания и не заметила, как поезд подошёл к Центральному вокзалу. Пора выходить.
Эскалатор нёс меня наверх — навстречу свету, ветру и жуткому электрооргану, наяривавшему гимны Армии спасения на площади Сергельсторг.
Ингве дал мне денег на новую одежду. Поскольку я лишилась той куртки с заклёпками, мне надо было найти что-нибудь в таком же духе.
— Купи себе что-нибудь хорошенькое, — напутствовал меня Ингве.
— Ладно, — процедила я сквозь зубы.
Я брела наобум и разглядывала витрины.
Вечернее солнце уже не грело, и я в одной футболке дрожала от холода. Я свернула на узкую улочку Гамлабругатан за баром «Спорт». По обе её стороны тянулись удивительные магазинчики. Из дверей вырывалась музыка, полки ломились от шикарных шмоток: ковбойских сапог, украшений из бисера, брюк, корсетов и армейских курток.
В «Импо» я нашла подходящую куртку и чёрные джинсы. В самый раз. Я натянула обновки и зашагала назад, к площади Хеторгет.
Почти у самого театра «Сергель» я набрела на местечко под названием «Огайо». Там пахло кожей и гелем для волос, стены были обклеены афишами хмурых хардрокеров, а в витрине красовались кожаные хлысты. Именно такой магазин мне и нужен.
Я порылась среди рубашек, наклеек, бандан и пуговиц и выбрала классную футболку с надписью IRON MAIDEN. Под надписью был изображён фиолетовый чёртик, пляшущий в фиолетовом пламени. Ещё купила чёрный пояс, весь в заклёпках, как собачий ошейник. А вдобавок — такой же браслет и пару наклеек с надписями KISS и SCORPIONS. Всё это я с большим удовольствием нацепила на себя.
Только я купила последнюю обновку — мальчишеские трусы с лейблом «Олимпия», как вдруг увидела такое, что сердце у меня замерло. Я просто окаменела. Вдалеке, у фонтана «Орфей», стоял взъерошенный грязно-белый пёс с висячими ушами и поджатым хвостом и метил барьер бассейна.
Да это же Килрой!
Господи, на кого он стал похож! Тощий, облезлый, больной. Пёс опустил заднюю лапу и потрусил к овощному рынку. Наверное, чтобы отыскать в отбросах что-нибудь съестное.
Наконец я пришла в себя и со всех ног бросилась за ним вдогонку.
— Килрой! Килрой! Да погоди же ты! — кричала я, как ненормальная.
Прохожие оборачивались на меня, а я неслась как угорелая, мимо тёток с сумками, полными покупок, ребятишек, чиновников с чёрными «дипломатами» и завывающих бритоголовых придурков в оранжевых хламидах с колокольчиками в руках. Их заунывное нестройное пение заглушало мои крики.
Я сумела развить изрядную скорость и надеялась уже догнать Килроя, но тут, откуда ни возьмись, из переулка между высотными домами выскочил какой-то чокнутый — коротко стриженный старикан на роликах. В руках он держал огромный плакат с надписью НЕТ ЖЕСТОКИМ ОПЫТАМ НА ЖИВОТНЫХ!
Я не успела увернуться.
Мой правый ботинок угодил под его левый конёк. Я качнулась вперёд, словно подстреленный лось, и, чтобы удержаться на ногах, пыталась схватиться за чьи-то плечи, спины, животы и в итоге машинально уцепилась за первое, что попалось под руку. Это оказалась чья-то сумка.
— Караул! Моя сумка! Помогите! Грабят! Да помогите же! — услышала я вопль над головой.
Это голосила пожилая дама в чёрном пальто и в коричневой фетровой шляпе. Она вся тряслась и указывала пальцем на меня, копошившуюся у её ног. К животу, словно добычу, я прижимала её коричневую кожаную сумку. Ну и влипла!
— Караул! Обокрали! Да помогите же хоть кто-нибудь! — вопила тётка.
Я встала и быстренько повесила сумку ей на руку, простёртую в обвинительном жесте. Сумка болталась у неё на руке, покачиваясь, как вымпел.
— Извините, я не нарочно, — пролепетала я. — Я просто схватилась за вашу сумку, чтобы не упасть. Я не нарочно.
Вокруг уже собралась толпа.
— Что стряслось? — спросил кто-то.
— Да тут один паренёк хотел спереть сумку, — объяснили ему. — Пьяный, конечно. Да он на ногах не стоит!
— Какой ужас! Ведь совсем ещё ребёнок! Как же он посмел напасть на пожилую даму?
Страсти накалялись.
— Совсем распоясались! — раздался какой-то знакомый голос.
Я оглянулась и увидела Аксельссона. Он протиснулся вперёд и, прищурясь, с любопытством наблюдал за происходящим. Аксельссон — наш ближайший сосед, живёт один-одинёшенек, если не считать кота и пчёл, в доме, облицованном уродливой серой плиткой. Неужели он меня узнал? Ну конечно, по глазам видно, что узнал.