Читаем Чтобы жить... полностью

- Кто такой этот "Зорька"? - спросил я сидящего рядом Костю Зарицкого, полагая, что речь идет о летчике с позывным "Зорька". (Забегая вперед, скажу, что в 176-м полку очень любили всякие шутливые прозвища и позывные.) Но ответить мне он не успел: в дверях столовой появилась... медвежья морда.

- Смотри-ка, - толкнул я своего соседа, - это что за явление?

- Ну вот и сама Зорька пожаловала на разбор, - засмеялся инженер полка, можешь знакомиться.

Давно замечено, что чем суровее быт человека, чем в более трудных условиях он оказывается, тем ощутимее его тяга ко всему живому. Летчики, в течение всего дня многократно смотревшие смерти в лицо и сами несшие смерть в воздухе, на земле с удовольствием опекали разных лесных зверят, бездомных собак, которые часто попадались нам на неуютных дорогах войны.

В 176-м полку приручили молодую медведицу. И хотя постоянным местом жительства ее была 3-я эскадрилья, шефствовал над Зорькой весь полк. Вместе с Зорькой в той же эскадрилье жил и неясного происхождения пес Джек, хмурая и какая-то очень сосредоточенная дворняга, необычайно преданное существо, как рассказали мне летчики. Джек и Зорька дружили, хотя были совсем не похожи друг на друга по темпераменту: Джек был необщителен, не любил, когда на него смотрели, и под взглядами всегда забивался куда-нибудь в угол. Зорька же, напротив, стремилась быть в центре внимания, предпочитала находиться всегда на виду и очень обижалась, когда летчикам было не до нее...

- Ну, вот и наше жилище, - пригласили меня мои новые знакомые.

Полк в то время квартировал на территории панского поместья. Дом наш стоял во дворе. Комната, до которой мы не без труда добрались по винтовой лестнице, оказалась небольшой - там еле размещались четыре кровати - и была почему-то с закопченным углом.

- Горели? - дипломатично спросил я.

Ребята переглянулись, и Кожедуб захохотал.

- Не обращай внимания, Саша, - сказал, пряча улыбку, Дима Титаренко, - он у нас смешливый, только пальчик покажи.

- С тобой поживешь - засмеешься. Это он в этот угол мусор заметал и окурки бросал, - пояснил Кожедуб.

- Ты его больше слушай, - перебил Кожедуба Титаренко, - он тебе такого сейчас про меня наговорит.

- Только чистую правду. Пусть штурман знает, какого соседа послал ему маршал Новиков. Представляешь, Саша, курит Титаренко за семерых, а окурки ему лень выбрасывать. Вот и придумал себе пепельницу. До конца войны можно не вытряхивать.

Я пригляделся. В углу окурков не было, только обожженные доски и стены чернели.

- Выбросил все, - уточнил Кожедуб. - После пожара. Мы тут горели, как Наполеон под Москвой.

Оказалось, что от окурков загорелся мусор и начался небольшой пожар. В этот момент оба жильца находились дома.

- Туши, - сказал Кожедуб.

- Сам туши, - ответил Титаренко.

- Ах, так! - возмутился Кожедуб и бросил в огонь портянки Титаренко. Пусть горят!

- Пусть, - меланхолично заметил Титаренко.

- Тем более что это твои, а не мои.

- А это все равно, - невозмутимо сказал Титаренко.

- Тогда пусть и сапоги горят, - предложил Кожедуб, бросая в огонь сапоги.

- Не жалко! Хорошие сапоги у меня, Ваня, были.

В этот момент портянки вспыхнули так основательно, что дискуссия мгновенно прекратилась, и спорщики бросились тушить пожар.

- Теперь, Саша, ты понимаешь, какие надежды я возлагаю на твое соседство? - спросил Кожедуб.

- И я, - заметил Титаренко. - Вот обрати внимание на мои сапоги.

Сапоги у Титаренко были рыжие-рыжие.

Мы расхохотались, и я понял, что знакомство состоялось и что жить с этими ребятами мы будем дружно. Говорили мы запоем. Иван и Дмитрий рассказывали мне о характере полетов, о воздушной обстановке на этом участке фронта, подробно объяснили характер действий полка, рассказывали о летчиках.

- Не жалей, Саша, что перевели к нам, - подытожил Кожедуб.

На следующий день началась будничная работа, и вскоре я убедился, что Иван был прав: служить в 176-м полку было действительно интересно.

На что опирались свободные охотники? На высокую технику пилотирования, на огневое мастерство, на личную храбрость и мужество, на идеальную слетанность пар. В 176-м полку было много постоянных пар, великолепно слетанных друг с другом. Летчики в этих парах настолько хорошо понимали друг друга, что стоило ведущему начать еле уловимый маневр, как ведомый уже знал, что теперь требуется от него. Надо сказать, что сила такой пары заключалась, несомненно, в высоких профессиональных качествах каждого из напарников, но мощь ее усиливалась многократно именно тогда, когда выдающиеся летчики объединялись вместе.

За многие месяцы и годы совместных полетов возникли и дали огромный эффект пары Кожедуб - Титаренко, Александрюк - Васько, Азаров - Громов, Стеценко Орлов, Караев - Алексеев, Щербаков - Нечаев, Громаковский - Богданов и многие другие. На эти пары можно было положиться в самых драматических ситуациях, и весь полк знал, что если на задание вылетают эти летчики, то успех полета обеспечен.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии