Чтобы забыть

И я решилась. В тот же день, вечером, когда мы сидели за столом, а Аякс недвусмысленно намекнул, чего он ожидает от ночи, начав поглаживать колено уже за столом, не дожидаясь, когда мы останемся наедине, посылая этим жестом будоражащие мурашки. Незаметно кивнула его отцу и уже ночью отдалялась от дома, в котором оставила свое сердце — дочь. Мне хотелось побыть наедине с собой, подумать, что делать дальше, ведь оказавшись в зависимом положении, и находясь постоянно рядом с виновником не думалось, только злость отравляла кровь оттого, что мне не оставляют выбора, а он мне нужен был. Очень. Видимо отец об этом знал, потому что только вдали от Аякса и дочери поняла, что выбор то по сути иллюзорный, у меня его, с появлением Аякса, больше и не было.

Да, меня и вправду укрыли в доме, что находился вдали от города, да и вообще от цивилизации, где я была предоставлена сама себе. Но проходило время, а невыносимая тоска сдавливала грудь невидимыми, но вполне ощутимыми щипцами. Я невероятно скучала по дочери, мне не хватало ее смеха, рассказов об успехах во владении мечом, с потерей Асми и Зельта уже как-то примирилась, хоть и рана, оставленная с их потерей, до сих пор болела, но я понимала, что не могу иметь все и сразу, как бы мне не хотелось. А еще я тосковала по нему, да, к моему сожалению, и к великому счастью Аякса, я поняла, что с каждым мгновением без него тоска усиливалась. Вспоминались: его мимолетные улыбки для меня и искренние, продолжительные для дочери, сильные руки, что прижимали меня ночью к своему натренированному телу и объятья… иногда ласковые, иногда пугающие своей непоколебимостью, а иногда настолько желанные, что по телу проносилась дрожь. Я не знала, что мной происходит, но чем больше времени проходило, тем хуже я стала себя чувствовать, сначала думала, что это из-за беременности, но, когда приехал лекарь он опровергнул мои опасения. Всему виной не ребенок, что нормально развивается. Всему виной грусть и тоска матери, и если мое состояние уже завтра улучшится, то и ребенок родится в положенный срок. В тот же день ко мне приехал Кейн, он с порога накричал на меня, сказал, что я думаю только о себе и ни капли о будущем.

— Какая же ты глупая Маира, да и отец, о чем он только думал. Авели это не просто слова, не просто статус любимой женщины, жены, как хочешь назови, это состояние души. Вы связаны, как ты не понимаешь. Эту связь не разорвать просто, потому что, ты захотела, она нерушима. И чем дольше ты будешь вдали от него, тем хуже будешь себя чувствовать.

— Но почему я нормально раньше? — не поняла я слов Кейна. — Ведь десять лет прошло, прежде чем мы увиделись.

— У вас не была закреплена связь, понимаешь, не до конца установлена. Она ведь тоже не сразу сформировывается, дает шанс передумать, да только ним редко, кто пользует, ведь достаточно ниточки, что протягивается для точки отсчета. Разве было у тебя с тем сарианцем что-то теплое, настоящее? — я промолчала, не согласная с ним. Зельт был хорошим другом, помощником. — Нет, — ответили за меня. — Я прав, знаю, даже не отрицай, никакой любви, привязанности, и уж тем более чувств, сметающих все на своем пути, так что жить без выбранного объекта не можешь, все думаешь о нем. Нет, не было такого. Ты вспоминала другого, — продолжал он, пока я ошарашено его слушала, — быть может, злилась за эти воспоминания, ведь в колонии вряд ли воспоминания были хорошими. С рабами не церемонятся. Но, все же, не могла отпустить, даже полетела мстить, подговорив мирных сарианцев. Это ж какова была велика твоя тоска, что ты рвалась в колонию.

— Ты не прав, я рабов хотела освободить, — стала отрицать.

— Ага, а я к солнцу хочу прикоснуться. Ты же понимаешь, насколько провальной была твоя затея? Помнила ведь какие там охранники, оборудование? Не могла не помнить. У вас не было шансов проникнуть в охраняемую крепость, а вот с Аяксом увидеться возможность была. Да, быть может, ты себя и убедила, что тобой движет великая цель, но давай смотреть правде в глаза, почему ты не удалила татуировку? Почему стремилась попасть на планету даже спустя столько времени? — это были риторические вопросы, а Кейн не ждал ответа, потому что продолжал говорить. — И это была только ниточка вашей связи, а представь теперь, что связь это трос, что соединяет две панели, и он из настолько крепкого материала, что разорвать его никто не в силах. Ты отдалилась, натянула не пружину, а сильнейший метал, и трещит не нитка сейчас, а пластины, что соединяет трос. Вы оба трещите.

— Я не верю, — тихо выдохнула.

— Значит, ты еще глупее, чем я думал, — поморщившись, сказал он напоследок, а затем встал и ушел.

Будто ему стало претить общение со мной. Но, наверное, Кейн все-таки был прав, потому что еще спустя время я все-таки не выдержала. Мысль услышать его голос стала навязчивой.

— Ты где? — Сходу спросил, а я, посмотрев на осунувшееся лицо Аякса, поразилась. Неужели Кейн прав? Ведь я никогда не видела Аякса таким. Наверное, это и стало решительным шагом навстречу.