Чтобы забыть

Мы ведь договорились, злюсь я, отдавая девушку слугам, чтобы те показали ее комнату. Отец с братом, тем временем, прощаются. Знают, что нам необходимо время наедине. Поговорить, объясниться, нам много чего предстоит: мне — показать дом, ей — освоиться, смириться, чтобы больше не оглядываться назад. Той жизни больше нет, неважно, что было на Сариа — это все в прошлом.

Возвращаясь домой, я сначала думал не спешить, дать ей время привыкнуть, но спустя некоторое время, когда я решив вопросы со слугами, связанные с появлением Маиры в доме, захожу к ней в комнату и застаю ее спящей. Такой красивой, хрупкой, с необыкновенной внешностью, что даже при первой нашей встрече притягивала, правда, я еще тогда отрицал это, и неимоверно сильной, решительной, все мои ранние решения перечеркивает вид ее разметавшихся волос на подушке, этих тонких изящных ножек, что оказываются видны из-под одеяла. Ясно понимаю, что хочу ее… вот такой — незащищенной, открытой.

Ложусь рядом, подныривая под одеяло, и провожу рукой по шелковому материалу ночной рубашки, что оставил в комнате, надеясь, что девушка оденет его на ночь. Порадует меня своим послушанием, и она оправдала ожидания. Выбрала именно ее, хотя могла остаться в своей одежде или выбрать любую другую, что была спрятана в шкафу в стене напротив кровати, но Маира надела… будто специально, чтобы меня раззадорить своим аппетитным видом. Она же знала, что я зайду, не могла не знать, у нас был уговор — десять лет вместе. Что ж она добилась своего, я раззадорен, полностью готов.

Приподнимаю ткань, нащупывая нежное местечко между ног, прикрытое тканью, отвожу ее в сторону и провожу пальцем меж складочек, аккуратно входя внутрь пальцем, и чувствую, как лоно сжимается, в ответ на мою ласку. Наблюдаю за ее выражением лица, за реакцией на мои прикосновения, но Маира крепко спит, вымотанная, видимо, после изнурительного, хоть и короткого перелета, лишь немного улыбается, так и не открывая глаз. Закусывает губу, когда я снова делаю движение пальцем внутри нее, ее телу нравится происходящее, она даже сжимает бедра, в попытке удержать мою руку, поддается навстречу внезапному проникновению, настаивая, чтобы я продолжал. Кто я такой, чтобы сопротивляться молчаливому призыву своей женщины? Пусть она еще спит, не совсем понимает, что происходит, но ее тело говорит куда больше.

Вхожу глубже в гостеприимное тело, активно двигая пальцем внутри и чувствуя первую влагу, что делает движения беспрепятственными, скользящими, сносящими любые тормоза. Оказавшись сверху, нависаю над белоснежным телом девушки, что так выделается на почти черном постельном белье и приспускаю свои штаны. Медленно развожу ее ноги в стороны, чтобы самому устроиться между них, непрерывно наблюдая за изменением сна девушки. Но она слишком крепко спит, даже чересчур, ее даже не будят мои прикосновения… к груди, к сокровенному местечку. Откинутое одеяло тоже не будит ее, даже мое медленное проникновение внутрь. Какая она влажная. Сжимаю зубы, сдерживая себя, чтобы не ворваться одним движением, входя на всю длину, хотя так хочется, но я не делаю этого. Не хочу испортить момент нашего единения, потому что ее тихий стон, и то, как она поддается навстречу ни что иное, как радостная встреча после долгой разлуки.

В какой момент так получилось, что я влюбился в рабыню? Когда это со мной произошло? А я даже не заметил, и чуть было не упустил. Когда мне вообще было не все равно на кого-то кроме себя? Но с появлением Маиры что-то изменилось. Нет, я остался тем же, ведь вместо того, чтобы войти и сразу же разбудить девушку, поинтересоваться самочувствием, я тихонько прилег рядом и воспользовался ее бессознательностью и ответной готовностью к моим ласкам, но я столько лет ждал… пошел на поводу у желания рабыни стать свободной, обеспечил все для ее проживания, даже выборол свободу для нее у императора на планете, где свободы для рабов никогда не было.

Она завладела всем моим существом, мыслями, жизнью, не было и не будет ей замены. Именно это и происходит с появлением в жизни авели? Именно об этом говорил отец? Недовольно высказывалась мать об самоуправстве отца? Я же из-за своего высокомерия и ее страха, что так раздражал воина во мне мог упустить высшую награду. Ну же, Аякс, шепчет внутри голос разума — теперь она навсегда твоя, только твоя. Разве ты позволишь ей уйти? Нет — никогда.